Если у аль-Афгани общая направленность приняла форму бурного и жёсткого призыва к непосредственному действию, а следовательно к перестройке истории путем согласования её начала и конца, то Мухаммед Абдо ставит задачу выстраивания реформаторства на платформе культурного духа и юридической реформы, то есть призывает к культурной реконструкции истории. Аль-Кавакиби переворачивает приоритеты взаимосвязи между историческим и культурным «я», встраивая их в задачу достижения действенного политического единства в том, что касается проблем культурного самосознания и идейно-политического обоснования национального государства. Данные устремления предполагали возможность преодоления остатков богословия в духе и смысле, или в историческом и культурном видении, подчеркивание значимости исторического и культурного бытия мусульманской уммы через отрицание альтернатив национально-культурной общности и, наконец, обоснование этой взаимосвязи и её приоритетов сквозь призму критериев и ценностей действенной политики, осознающей нормы и грани национального и национально-культурного государства. Это стало крупным переворотом, обернулось глубоким и реалистическим сочленением элементов мусульманской реформации с единством её современного джихада и иджтихада.
Во взглядах аль-Кавакиби можно обнаружить всё то, что было с той или иной степенью ясности и полноты разработано аль-Афгани и Мухаммедом Абдо применительно к проблематике национального государства, национального и культурного самосознания. Реформаторский путь, проделанный Мухаммедом Абдо с его обращением к наследию, привёл его к утверждению значимости арабского элемента для исторического и культурного бытия ислама. На этой основе он и выстраивает свои политические суждения. Так, рассматривая значимость Корана как великого чуда ислама, он подчёркивает его арабоязычную форму. Исходя из этого, он утверждает, что без знания языка ислама трудно понять его истинную сущность. Задачу изучения обычаев, верований и традиций арабов он считает необходимым условием понимания содержания Корана[242]
. Неслучайно он делает вывод о том, что одно из серьезнейших преступлений против ислама состояло в «преступном застое арабского языка, его форм и стиля, его литературы»[243]. Поэтому условием для человека, желающего заниматься иджтихадом (