Философия субъективности

Таким образом, русский еврей – это, по меткому выражению методолога М.В. Раца, «кентавр», то есть и русский и еврей. Русский (россиянин) он исходно по рождению, владению языком, участию в российской жизни, еврей – в силу рациональной или традиционной идентификации (понятно что «кентаврами» являются и другие националы, живущие в России – ханты, манси, татары, удмурты и т. д.). В этом отношении, когда некоторые дети Московской еврейской школы говорят, что их родина – не Россия, а Израиль и что все евреи должны вернуться на свою историческую родину, они демонстрируют хотя и встречающееся, но явно неадекватное с точки зрения социального смысла и образования понимание своей родины.

Подумаем, какие цели с точки зрения выпускника, если доводить до конца замысел, имела при своем создании шесть лет назад Московская еврейская школа. Подготовить образованного, и если можно верующего, еврея для Израиля или США. Подобные цели, мягко говоря, несовместимы ни с государственным назначением общественных школ, ни со сложными проблемами, с которыми придется столкнуться выпускникам. На наш взгляд национальная школа в России должна готовить, во-первых, образованного россиянина, во-вторых, образованного национала (татарина, еврея, манси, грека, цыгана и т. д.). То есть готовить образованного молодого кентавра.

Итак, как же я вынужден был самоопределиться? Да, я еврей и россиянин одновременно. Для меня наиболее органична рациональная ориентация в еврействе. Необходимым условием моего самоопределения выступило общение на игре, полемика с Симхой, продумывание разных точек зрения, почерпнутых в научных исследованиях. Мое самоопределение шло параллельно с самоопределением участников игры, а также преподавателей и даже учеников Московской еврейской школы, которые участвовали в игре или следили за ней[121]. После игры вышла книга, которая тоже вызвала интерес и, отчасти, способствовала консолидации еврейской диаспоры в Москве.

3. Идеи и дискурсы образования и воспитания

Фактически речь идет о комплексе идей и представлений, образующих в целом то, что можно назвать педагогическим дискурсом в широком смысле этого слова. Схематизация педагогического дискурса позволяет выделить несколько центральных идей. Безусловно, первой по значимости среди них является идея о том, что именно образование делает человека человеком, что в культурном и социальном аспектах человек – это не природное существо, а артефакт, созданный в образовании и средствами образования. В дальнейшем эту идею мы будем называть "антрополого-педагогической".

По сути, антрополого-педагогическая идея просматривается уже в размышлениях педагогов народа "Нагуа" (племена ацтеков, тецкоконцев, иолултеков, тласкалтеков и др., населявших в XVI веке большую Мексиканскую долину; по уровню развития эти народы принадлежат к культуре древнего мира). Именно в древнем мире возникли первые школы и учителя. У ацтеков учитель, подобно вавилонскому писцу, учил детей писать, считать, вычислять площади полей, объемы земляных работ, вести наблюдения за движением планет и звезд. Учитель в те времена значил больше, чем теперь. Это был не только преподаватель предмета, но и человек "мудрый", "знающий", прежде всего в делах божественных; ведь то, что мы называем математикой и астрономией, понималось как дело божественное. Вот, например, как об учителе (его называют "ученым") свидетельствуют тексты народа Нагуа:

«Ученый это: свет, факел, большой факел, который не дымит. Он продырявленное зеркало. Ему принадлежат черные и красные чернила, принадлежат кодексы. Сам он есть письменность и знание. Он путь, верный путеводитель для других. Подлинный ученый аккуратен (как врач) и хранит традиции. Он тот, кто обучает, он следует основе. Он делает мудрыми чужие лица, заставляет других приобретать лицо и развивает его. Он открывает им уши и просвещает. От него мы зависим. Он ставит зеркало перед другими, делает их разумными, внимательными, делает так, что у них появляется лицо. Он одобряет каждого, исправляет и наставляет. Благодаря ему желания людей становятся гуманными и они получают строгие знания. Он одобряет сердце, одобряет людей, помогает, выручает всех, исцеляет»[122].

"Смотреть сквозь продырявленное зеркало" (как боги на дела людей) – это значит видеть скрытое, знать все наперед, управлять. Теперь, что значит "лицо". "Лицо" у нагуа противопоставляется "сердцу". Когда обращаются к молодым супругам, говорят так:

Принесу огорчение вашим лицам, вашим сердцам…
Приношу поклон вашим лицам, вашим сердцам…[123]

Лицо и сердце – это две характеристики отдельного человека: лицо – то, что дается воспитанием и обучением, а сердце – стихия желаний: