Кто-то может возразить, сказав, что эзотерики вольны придумывать новые органы и тела, и даже личности, но что в действительности ничего такого не существует. Однако опыт телесных практик свидетельствует о другом – он подтверждает наблюдения эзотериков. Этот опыт показывает, что овладение «техниками себя» не только позволяет решать утилитарные задачи, но и пройти в реальность, где человек кардинально меняется, причем не только в телесном плане, но и во многих других отношениях. Занимаясь в свое время карате, я стал замечать, что у меня меняются ряд параметров тела (двигательные навыки, скорость движений, запасы энергии, выносливость, эмоциональные состояния и процессы и прочее), но также восприятие, память, сознание. Например, я намертво запомнил визуальные образы движений и советы своего «сенсея» (учителя) Виктора Фомина, которые с тех пор стоят передо мной как живые, помогая правильно двигаться и поддерживать форму. То есть у меня сложилась каратистская память, но также и каратистское восприятие, мышление, сознание (для последнего, например, характерны дзенское мироощущение, состояния «пустого сознания» или установки типа «ничего не жди и будь ко всему готов»).
Возвращаясь к вопросу, поставленному в начале этой главы (в каком смысле можно говорить об естественных началах субъективности), ответим так. Естественное не означает отсутствие интенций сознания и деятельности, они безусловно делаю вклад в естественные процессы. Естественные они потому, что
Глава пятая. Природа сновидений, галлюцинаций, переживаний произведений искусства
1. Опыт сновидений автора
Вспомним кейс по поводу Юнга. Сначала у Юнга возникла картина, которую Юнг усилием воли задержал на три дня, а потом отпустил на волю. Что это было: фантазия, сон наяву, галлюцинация? И не предшествовало ли что-нибудь похожее и в остальных двух случаях? Как часто мы что-то воображаем, что потом становится для нас реальностью. Нередко, просыпаясь, мы путаем сновидение с явью. А иногда, даже сталкиваемся с внешне необъяснимыми событиями. Одно из них я хорошо запомнил, не только потому, что оно испугало меня, но как раз в силу его непонятности.
Сейчас с улыбкой вспоминаю эту историю, хотя тогда, конечно, мне было не до смеха. Окончив школу я поступал в МИФИ, но провалился на экзаменах. Я стал работать под Москвой на станции Долгопрудная. Снимал койку в еврейской семье, куда меня устроил дедушка. В комнате жили еще трое мужчин, метеорологи, приехавшие на курсы по переподготовке. Их сон был расстроен раз и навсегда по причине профессионального образа жизни. Ночью они просыпались, зажигали свет, разговаривали о жизни и так курили, что из-за дыма папирос не было видно лампочки.
Вероятно, я переутомился, уже несколько дней не просыпался от полностью заведенного большого будильника, точнее просыпался ровно через пять минут после звонка. В таком состоянии, еще не совсем проснувшись, я пошел в час ночи на работу. Было совершенно темно. Когда стал переходить линию электрички, то увидел, как от станции отошел поезд. Его фары-прожектора мощно разрезали темноту, и вдруг я обомлел. В свете фар электрички значительно быстрее, чем она двигалась, бежал черт. Он был огромный, метров 5–6, весь черный с длинным хвостом. От страха остановилось сердце, я стоял как вкопанный. Черт добежал до ближайшего ажурного столба, на котором висели провода электропередачи, мгновенно вскарабкался по нему и пропал в темноте.