Философия свободы

Кроме того, очень важно не переусердствовать с саморефлексией, когда мы стремимся к чему-то. Если меня волнует X только потому, что мне хочется думать о себе как о человеке, которого волнует Х, то X волнует меня по совершенно неправильным причинам. К примеру, если я работаю волонтером для помощи животным, само по себе это весьма достойно. Однако я могу заниматься этим по разным причинам: потому, что животные оказались в беде, или потому, что я хочу быть человеком, который помогает животным в беде. Принимая во внимание нашу поразительную склонность к самообману, мы очень легко можем не отличить одно от другого, однако в действительности вопрос о том, совершен ли поступок по первой или по второй причине, является принципиальным. В первом случае меня волнует собственно объект, и он является центром моего внимания, а во втором случае центром внимания скорее являюсь я сам. Бернард Уильямс указывал на то, что в последнем случае я недостаточно ориентирован на свою самость[469]. Может показаться парадоксальным, что при этом разрушительной оказывается именно ориентация на себя. Однако этот парадокс разрешается, когда мы понимаем, что проблема во втором случае состоит в том, что вместо того, чтобы полностью погрузиться в свои действия, я занимаю по отношению к ним позицию внешнего наблюдателя, как будто я изучаю другого человека. Тем самым я мешаю этим действиям наполнить смыслом мою жизнь и способствовать моей самореализации. Для того чтобы действие X имело смысл и способствовало формированию моей идентичности, я не должен быть слишком обеспокоен тем, чтобы действие X имело смысл и способствовало формированию моей идентичности.

Человек всегда идентифицирует себя с тем, что его по-настоящему волнует. По мнению Франкфурта, мы позволяем тому, что волнует нас, вести нас по жизни как в конкретном случае, так и в целом, тем самым определяя, кем мы являемся. Это место, где собираются вместе все наши связи с окружающим миром, что напоминает о понятии «заботы» (Sorge), предложенном Хайдеггером[470]. Забота о чем-либо является конституирующим фактором для нашей самости и всех наших проектов. Если что-то действительно волнует меня, то тем самым устанавливаются границы всей моей деятельности, поскольку всегда будут действия, которые я ни при каких обстоятельствах не готов выполнять. Те границы, в которых я в принципе готов действовать, определяют также и границы моей самости, мою идентичность. И наоборот: человек, не имеющий таких границ, будет фактически лишен идентичности, поскольку любые его поступки будут определяться лишь окружающей средой. Франкфурт формулирует это следующим образом:

$$$«Любое стабильное волевое качество, присущее индивиду, является продуктом обезличенного, каузального воздействия. Оно не является последствием того, что индивид хотел быть личностью определенного типа или жить определенного рода жизнью. Это определяется не его волей, но случайностями. Другими словами, воля индивида полностью определяется обстоятельствами, а не его внутренней природой. Никакие его волевые качества не являются для него необходимыми, поскольку они не являются продуктом его собственной природы. Следовательно, у него отсутствует внутренняя сущность, которая создавала бы все необходимые предпосылки для цельной личности. У него нет никаких личных границ, неприкосновенность которых он хотел бы защищать. Он никто. То, кем он является в любой момент времени, никак не зависит от него и является результатом случайного стечения обстоятельств»[471].

Франкфурт утверждает, что человек – единственное в мире существо, которое способно принимать себя всерьез, имея при этом в виду, что для нас очень важно «все делать правильно», мы искренне хотим понять, какими нам следует быть, и мы хотим строить свою жизнь в соответствии с этим пониманием[472]. Как мы уже подчеркнули, наша идентичность неразрывно связана с тем, что нас волнует. Для того чтобы все делать правильно, мы должны найти то, что нас волнует. Точка зрения Франкфурта сводится к тому, что то, о чем мы фактически заботимся или переживаем, и есть то, что должно нас волновать. В конечном счете то, что волнует нас, не звисит от нас самих, а определяется главным образом «волевым императивом».