Философия свободы

Волевые императивы Франкфурта связывают волю в том смысле, что человек не может хотеть ничего, помимо того, чего он хочет. И тем не менее это не ощущается нами как принуждение, поскольку человек и не хочет хотеть ничего иного. В сартровских выражениях, в теории Франкфурта слишком много фактического и слишком мало трансцендентного. Более экзистенциальный и либертарианский подход признает, что наша самость является в той или иной степени данностью, и что индивид должен сделать эту данную самость своей собственной, предоставляя ей автономию, однако либертарианец вдобавок будет утверждать, что индивид должен обладать способностью выйти за пределы данного, заново создать и определить себя, если таков его выбор. С точки зрения Франкфурта, возможность такого выбора вовсе не является условием автономии, а, напротив, подрывает такую возможность. В ситуации, где мы не обладаем никакой предопределенной самостью, где нет никаких ограничений для проявлений человеческой воли, мы не смогли бы ориентироваться, поскольку у нас не было бы никаких критериев для выбора своей идентификации. Проблема в том, что Франкфурт представляет это как жесткую дихотомию: самость либо является полностью предопределенной, либо полностью неопределенной.

Никто не может создать самого себя с нуля. Мы обладаем рядом представлений об окружающем мире и самих себе, а кроме того, некоторыми ценностями и предпочтениями. Лишь немногие из этих представлений, ценностей и предпочтений можно с полным правом называть выбранными. Однако мы обладаем способностью перерабатывать и менять многие из них, к примеру, избавляться от предрассудков или приучать себя к определенным блюдам, однако мы можем делать все это лишь на основе других ценностей, предпочтений и представлений, которые мы по большей части не выбирали. Создать самого себя ex nihilo просто невозможно, и считать полностью самостоятельно созданную личность единственным условием истинной свободы значит требовать невозможного. Создание и изменение себя в любом случае происходит на основании того, что уже существует. Мы можем менять не только наши предпочтения первого порядка, но и наши предпочтения второго порядка, исходя из предпочтений третьего порядка. Однако сами предпочтения третьего порядка основываются на чем-то данном, так что мы не смогли бы совершить выбор, совершенно лишенный предпосылок и не основанный на уже имеющихся представлениях и предпочтениях.

Человек, желающий создать себя на пустом месте, оказался бы в той же ситуации, что и человек из подполья у Достоевского, который считает, что свобода возможна лишь при условии полной независимости от любой мыслимой власти или силы[492]. Для него поступок является свободным лишь в том случае, если на него ничто не повлияло. А поскольку свои чувства и свой разум он считает продуктами такого влияния, то истинно свободный поступок должен быть независим и от них. Следовательно, действительно свободный поступок должен быть совершенно лишен связи с желаниями, предпочтениями и ценностями индивида. Однако это очень сильно отличается от наших интуитивных представлений о свободном индивиде, совершающем свободные поступки. Если я свободен, мои действия так или иначе должны проистекать из моей личности и служить выражением меня. При этом мою личность невозможно воспринимать саму по себе, в отрыве от окружающей среды. Как пишет Чарльз Тейлор: «Я могу определить собственную идентичность только на фоне значимых для меня вещей. Исключить историю, природу, общество, требования солидарности и все остальное, из чего я состою, значит исключить любые потенциально важные факторы»[493]. Свобода в высшей инстанции – это свобода посвятить себя тому, что нас волнует, а то, что нас волнует, никогда не возникает из вакуума. Вместе с тем мы обладаем способностью к рефлексии относительно того, что нас волнует, и можем принимать решение, стоит ли нам посвятить себя этому. Именно так мы определяем, кто мы есть.