Философия свободы

$$$«Человек зависит от многих внешних вещей, в каком бы состоянии он ни находился. В своих насущных потребностях он всегда зависит от одних, а в своей жадности – от других вещей, и, будучи управителем природы, а не ее господином, он должен сообразовываться с ее принуждением, ибо для него ясно, что не всегда можно сообразовать вещи со своими желаниями. Но гораздо более жестоким и неестественным, чем это бремя необходимости, является подчинение одного человека воле другого. Для того, кто привык к свободе, нет большего несчастья, чем быть отданным во власть такого же существа, как он, которое может принудить его отказаться от своей воли и делать то, что он хочет»[255].

Как известно, этика Канта построена вокруг его понятия автономии, которое служит также исходной предпосылкой его политической и правовой философии.

Если мы обратимся к Джону Стюарту Миллю, то увидим, что и его толкование свободы не является чисто негативным в гоббсианском смысле, скорее оно склоняется к концепции автономии и позитивной свободы.

Все эти философы отдают должное негативной свободе, хотя и понимают ее несколько по-разному, но никто из них не считает, что свобода вообще может быть редуцирована до негативной свободы, и уж точно не в гоббсианской трактовке. Поэтому возникает большое искушение признать всю республиканскую критику либеральной теории совершенно несостоятельной. Однако это было бы слишком поспешным выводом, поскольку хотя критика либерализма и не достигает своей цели, республиканским философам удается пролить свет на такие аспекты свободы, которые стоят того, чтобы принять их во внимание.

В начале этой главы я упомянул о терминах «свобода древних» и «свобода новых», введенных Бенжаменом Констаном, и подчеркнул, что первый вид свободы содержит некоторые элементы, которые свобода новых обязательно должна перенять. Свобода подразумевает существование определенных учреждений и социальных практик. Свободу необходимо оберегать и регулировать, и она требует от граждан определенной активности. Констан утверждает, что свободе новых, которая совпадает с либеральной трактовкой свободы, угрожает опасность лишиться политического содержания, если граждан не волнует управление государством до тех пор, пока оно не вмешивается в их личную жизнь. Отказываясь участвовать в политической жизни, голосовать и делиться своим мнением, человек отказывается и от значительной части своей свободы, и именно на этот аспект «свободы древних» указывают республиканцы. С другой стороны, республиканизм упускает из виду важнейшие элементы «свободы новых», такие как гражданские права и свобода от излишнего вмешательства государства в жизнь граждан. Для того чтобы защитить их от такого вмешательства, и нужны либеральные права, которые я подробно рассматриваю в главе 9. В следующей главе я изложу сущность дискуссии о соотношении свободы и равенства, а также более подробно остановлюсь на важных аспектах свободы, не включенных в понятие негативной свободы.

8 Свобода и равенство

Автономия есть нечто большее, чем только негативная свобода, поскольку для нее требуется не просто отсутствие препятствий. Мир, в котором всем людям в равной степени гарантировано пространство, в которое никто не имеет права вторгаться, может оказаться миром, в котором возможности реализации такой свободы распределены неравным образом. Каково же соотношение между свободой и равенством? Свобода не является равенством, а равенство не является свободой, однако свобода должна регулироваться с учетом равенства, а равенство может быть достигнуто при помощи свободы. Как подчеркивает Норберто Боббио, когда либерализм и эгалитаризм доводятся до абсолюта, они вступают в противоречие. Совершенно либеральное общество не может быть совершенно эгалитарным, а совершенно эгалитарное общество не может быть полностью либеральным[256]. Теоретик эгалитаризма может оставить в своей теории место для свободы, однако она всегда будет второстепенной ценностью по отношению к равенству, и наоборот: либеральный философ может стремиться к уменьшению неравенства и увеличению равенства в обществе, однако меры, которые можно предпринять для достижения этой цели, всегда будут ограничены правами, оберегающими неприкосновенность свободы.

Философский дискурс о понятии равенства так обширен, что едва ли его можно изложить в одной небольшой главе, так что я ограничусь обзором лишь некоторых аспектов, которые считаю наиболее релевантными для избранной нами темы[257]. Я не буду заходить так далеко, как Уилл Кимлика, заявивший, что любая убедительная политическая теория в наши дни обязана считать равенство своей высшей целью[258], но я, как минимум, соглашусь, что равенство должно быть одной из важнейших ценностей.