Философия в будуаре, или Безнравственные учителя (Другой перевод)

ДОЛЬМАНСЕ. Ничто меня так не смешит, как неистребимые добродетельные порывы нашего шевалье. Где в наших действиях умудряется он разглядеть хоть тень оскорбления природы, неба и человечности? Поймите, друг мой, принципы, воплощаемые в жизнь развратниками, заложены в природе. Я уже тысячу раз повторял: природа стремится к поддержанию совершенного равновесия между пороками и добродетелями – в силу законов движения, она нуждается то в одних, то в других, поочередно внушая нам то, что ей более необходимо в данный момент; таким образом, мы не совершаем никакого зла, отдаваясь во власть тех или иных своих побуждений. Теперь о небе. Послушай, дорогой мой шевалье, брось ты наконец трястись, не бойся расплаты: нет во вселенной иной движущей силы, кроме природы. Отдельные физические явления матери рода человеческого стали называться чудесами и обожествляться людьми в самых различных формах – одни причудливее других, – обрастая бесконечным числом интерпретаций, а плуты и интриганы, воспользовавшись доверчивостью ближних, распространили по всему свету эти небылицы – вот что шевалье именует небесами, вот что боится он оскорбить! Далее он берется утверждать, что мелкие шалости, которые мы себе здесь позволяем, нарушают законы человечности. Простодушный! Запомни же раз и навсегда: то, что дураки называют человечностью, – слабость, порожденная страхом и эгоизмом, призрачная эта добродетель, сажающая на цепь людей недалеких, чужда личностям, чей характер сформирован стоицизмом, бесстрашием и философией. Действуй же, шевалье, не робей, не думай о возмездии! Допустим, мы действительно сотрем в порошок эту старую мегеру – поступок наш не окажется и намеком на преступление. Сотворять преступления – выше сил человеческих. С одной стороны, природа внушает людям неодолимую тягу к злодействам, а с другой – осмотрительно лишает смертных возможности приводить в беспорядок свои законы. Так что будь уверен, друг мой: все, что в твоих силах, – безусловно позволено, мудрая природа не доведет дело до абсурда и не наделит нас способностью нарушать задуманный ею ход развития. Мы – слепые орудия: если природа прикажет нам сжечь дотла всю вселенную, то единственным преступлением явится сопротивление ее воле, таким образом, все негодяи земли просто потворствуют ее капризам... Вперед, Эжени, располагайтесь... Но что я вижу! Она бледнеет!..

ЭЖЕНИ ( ложась на свою мать). Это кто бледнеет? Я? Черта с два! Сейчас убедитесь, что это не так! ( Поза выстраивается; госпожа де Мистиваль по-прежнему в обмороке. После семяизвержения шевалье группа распадается.)

ДОЛЬМАНСЕ. Эта кляча никак не придет в себя! Безобразие! Розги! Розги!.. Огюстен, сбегай-ка в сад, нарви мне несколько веточек терновника. ( Ожидая, он хлещет ее по щекам и подносит к ее носу зажженные бумажные рожки.) Ничего не помогает! Ох, боюсь: вдруг она протянет ноги.

ЭЖЕНИ ( шутливо). Протянет ноги! Только этого мне не хватало! Я только что нашила кучу красивых платьев – и что же, теперь все лето носить по ней траур?

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ ( громко смеясь). Ах, дьяволенок!..

ДОЛЬМАНСЕ ( беря ветки колючего терна у вернувшегося Огюстена). Испробуем последнее средство. Эжени, пока я буду усердствовать, пытаясь вернуть вам мать, вы сосите мой член, а Огюстен пусть возвращает мне удары, которые я стану наносить сам. Ничуть не рассержусь, шевалье, наблюдая, как ты управляешься с задницей твоей сестры: главное во всей этой операции – чтобы я мог беспрепятственно целовать твои ягодицы.

ШЕВАЛЬЕ. Придется уступить, раз нет никакой возможности убедить этого мерзавца, сколь отвратительно все, к чему он нас склоняет.

( Сценка выстраивается; госпожу де Мистиваль секут розгами, и она начинает подавать признаки жизни.)

ДОЛЬМАНСЕ. Ну как? Убедились в действенности моего лекарства? Я же говорил – оно всегда приносит желаемый эффект.

Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ ( открывая глаза). О Боже! Зачем меня вырывают у смерти? Зачем возвращают ко всем ужасам земным?

ДОЛЬМАНСЕ ( продолжая порку). Эх, милая наша маменька! Не все еще сказано. Вы еще не выслушали приговор... А мы еще не привели его в исполнение... Итак, приступим: образуем круг, в центре – коленопреклоненная жертва, трепещущая от страха, пусть послушает, что за участь ее ожидает. Начинайте, госпожа де Сент-Анж.

( Последующие объявления приговора происходят попутно с исполнением каждым актером назначенной ему роли.)

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Я приговариваю ее к повешению.

ШЕВАЛЬЕ. Пусть ее изрежут на двадцать четыре тысячи кусков – так делается у китайцев.

ОГЮСТЕН. А по мне, так пусть ее колесуют заживо.