"Философия войны" в одноименном сборнике

подчинить Тактику Технике. Французские командиры заранее отказывались от наступления.

Они прежде всего выбирали позицию (и в большинстве случаев отлично выбирали) с

возможно лучшим обстрелом, занимали эту позицию, все дальнейшее ведение боя

предоставляли маршалу Шаспо. Имей французская армия 1870 г. свои старые сольферинские

«табакерки» (fusilsa tabatiere), кто знает, быть может, при Гравелоте и Сен-Прива повторился

бы порыв войск и почин командиров Инкермана и Мадженты. И войска и командиры

полупрофессиональной армии Второй Империи были ведь те же!

Из этого, конечно, не следует делать скороспелого заключения «долой технику!» Не

«долой технику!», а «технику — на ее место!» Техника — всего инструмент Тактики —

средство отнюдь не спасающее от проигрыша поражения, но заставляющее победителя —

*

Кампания 1866 года во всех армиях (за исключением самой Прусской) расценивалась исключительно с точки

зрения техники. Превосходство игольчатого ружья пруссаков, косившего людей как траву, поразило

воображение современников и совершенно заслонило превосходство прусской тактики. Наблюдатели видели

лишь груды убитых австрийцев, от них совершенно ускользнула отчетливая работа прусских командиров и

штабов.

46

Электронное издание

www.rp-net.ru

коль скоро техническое превосходство не на его стороне — покупать свою победу зачастую

непомерной ценой, как о том свидетельствует Сен-Прива и Марна.

Чем шире область данного элемента войны, тем важнее этот элемент. Лучшая

Тактика побеждает лучшую Технику (победы германских командиров 1870 года над лучшей

в мире винтовкой Шаспо), и лучшая Стратегия побеждает лучшую Тактику (победа на

Марне французской армии, имевшей хорошую стратегию, хотя и плохую тактику, над

германской армией, имевшей плохую стратегию, хотя и при лучшей тактике), как лучшая

Политика одолевает лучшую Стратегию (фатальная для Наполеона борьба с Питтом).

Не «новая техника — новая тактика», а «новая тактика — новая Техника!»

Превосходство тактики над техникой — явление того же порядка, что и превосходство

политики над экономикой, искусства над ремеслом, головы над брюхом и духа над материей.

Глава IX. Пуля и штык

Пуля — выразительница огня. Штык — выразитель удара. Пуля — огонь —

характеризует бой. Штык — характеризует победу.

На огне зиждется материальное могущество армии. На штыке — моральное. Штык —

ее престиж, более того — престиж государства. Величайшая Империя держалась два

столетия на магическом обаянии трех слов. И эти три слова были: граненый русский штык. В

этих трех словах — ужас Фридриха II, войска которого после Кунерсдорфа отказывались

принимать бой с Русской Армией. В них и растерянность Наполеона, услышавшего вечером

эйлаусского побоища от лучшей своей дивизии — дивизии Сент-Илера — вместо

традиционного «vive L’Empereur!» совершенно новое, никогда неслыханное «vive la paix!».

Если мы под «пулей» будем разуметь огонь, а под штыком удар, то их сочетание даст

нам маневр — характерный элемент боя. Маневр представляет сочетание элемента огня и

элемента удара (мы имеем в виду наступательный маневр — единственно способный

принести решение).

Сочетание в маневре элементов огня и удара — их пропорции является переменной

величиной, изменяясь в зависимости от национальных особенностей данной армии,

господствующих в данную эпоху тактических доктрин (критерием чего являются уставы), а

также от настроения данного момента (победитель, как правило, повышает знание ударного

элемента — побежденный, боясь удара, все свои упования возлагает на огонь). Короче —

пропорция «пули» и «штыка» зависит от данной армии, данной эпохи, данного момента. При

этом огонь — достояние рациональности, а «штык»—иррационален.

47

Электронное издание

www.rp-net.ru

Глубоко ошибочно материалистическое положение, в силу которого «с развитием

техники повышается значение элемента огня и понижается значение элемента удара». Мы

только что видели, что техника, существенно влияя на тактические навыки, бессильна влиять

на самую природу Тактики, лежащую в совершенно иной плоскости. Армии середины XVIII

столетия с их кремневыми ружьями проводили гораздо более резко выраженную огневую

тактику, чем вооруженные магазинными ружьями и скорострельными пушками армии конца

XIX и начала XX века. Фридрих II смотрел на свою пехоту как на «машину для стрельбы».

Шувалов мечтал обратить всю тогдашнюю Русскую Армию в артиллерийскую прислугу.

***

Первая молодость нашей Армии — эпоха со смерти Петра I до Румянцова —

проходит под знаком увлечения производством огня и копированья тогдашней прусской

огневой тактики. И тот день девятнадцатого августа 1757 года, когда при Гросс-Егерсдорфе,

в первом сражении с хваленой прусской армией, Румянцов, схватив Апшеронский и

Белозерские батальоны, стремительно повел их напролом сквозь чащу на ошеломленных

пруссаков, стал знаменательным моментом нашей военной истории. С этого момента у нас

стал возможен Суворов, стала возможной «Наука Побеждать».

Заслугой Румянцова был вывод Русской Армии из рутины. Продираясь сквозь

егерсдорфские лесные чащи, русские полки румянцовского авангарда были символом всей