«Философия войны» в одноименном сборнике

Современный аэроплан пока только прототип будущей воздушной машины, которая приобретет устойчивость, станет менее зависимой от базы и получит в массе типичное подобие флота со своей стройной системой управления и своей гибкой тактикой. Авиация облепит и осуществит возможность небольших десантов в глубоком тылу противника, и таким образом война с фронта частично будет перенесена в тыл. Она будет выполнять самые сложные и разнообразные задачи по разведке, которые не по плечу коннице; она составит надежнейшее обеспечение связи и вместе с тем, в соединении с громадным моральным значением, явится страшным и боевым фактором. Авиация изменит самую природу войны и боя, и такие операции, как знаменитый марш-маневр Наполеона в 1809 г. к Ульму, обходное движение армией Куроки русского левого фланга под Ляояном в 1904 г., переброска немцами корпусов против Русской 2 Армии в Мазурских озерах в 1914 году, — станут невыполнимы, ибо они потеряют важнейший свой козырь — неожиданность, и будут обнаружены заранее.

Однако, в заботах о развитии авиации не следует упускать из виду принципа соразмерности с другими родами войск, дабы и в этой области не получилось засилия. Кто знает — может быть, авиация уже имеет своего врага, который горько разочарует авиационный оптимизм.

Техника должна помогать человеку, но отнюдь не обращать его в прислугу. На основании опыта следует признать соразмерным 4 аппарата на пехотную дивизию (кроме корпусной и армейской авиации).

* * *

Наряду с развитием техники теперь все большее и большее развитие получают технические и полевые инженерные войска.

Обозы частей — боевой и материальный — дабы не связывать подвижности войск, должны сократиться, зато — увеличиться склады запасов, что должно составить предмет особых забот еще мирного времени.

Большое развитие должны получить полевые железные дороги.

Армия, воюя в известной полосе, не только не должна рассчитывать на местные средства (кроме земли, воды и леса), но государство, может быть, будет поставлено в необходимость само кормить часть населения, т. к. всякое производство здесь станет немыслимо. Лозунг — «война должна кормить войну»— в настоящее время требует к себе осторожного отношения.

Наряду с этим должно подняться значение такой высокой по своим целям организации, как Красный Крест, который широко раздвинет рамки своей полезной деятельности, и возможно, что в будущем станет единственным международным органом, которому суждено сдерживать страсти борющихся сторон.

* * *

Серьезным вопросом, вызывающим в настоящее время большие споры, является вопрос о крепостях.

История крепостей и укрепленных лагерей имеет за собою почти такую же давность, как и история войн вообще.

Как только на земле возникли вооруженные столкновения, одновременно возникла и мысль соответственным использованием местных условий получить приращение своим силам, возможно дольше сэкономить свою собственную энергию и ослабить энергию противника, заставив его расходовать усилия на преодоление всякого рода препятствий. Действия в крепостях и под крепостями впоследствии вылились в целую науку. Были целые эпохи с явным засилием крепостей, причем несмотря на то, что каждый раз, как только появлялось новое оружие, крепости переживали стадию перерождения, — все же идея о них докатилась до наших дней.

Исторический Тир, задержавший на 11 месяцев Александра Македонского. Иерусалим времен крестовых походов, артистически использованная Наполеоном Мантуа, Севастополь с его героической обороной, Плевна, Порт-Артур, Льеж и, наконец, Кенигсберг, приковавший 1 Армию (Русскую) в 1914 г., а также беспримерный в последнюю войну Верден — все это, казалось бы, слишком крупные и убедительные доказательства целесообразности крепостей во все времена и при всякой стратегии.

А между тем, еще до войны 1914 года в военной литературе уже поднимался горячий спор по вопросу о крепостях, и были далеко не легковесные доводы, которые, не отрицая за ними значения в истории, с неумолимой очевидностью доказывали переоценку значения крепостей и предрекали их крушение.

Действительно, в сущности, история почти не знает примеров, чтобы какая бы то ни было крепость не пала, если противник этого настоятельно хочет. Как ни одна водная преграда не могла остановить решительного противника. Вопрос лишь во времени и потерях.

Защитники крепостей не отрицали этого, но хваталися за слова «время» и «потери». Пусть так, — говорили они, — пусть каждая крепость падала и падет, но она падет тогда, когда выполнит свое назначение и обойдется дорого врагу, а это все, что от крепости требуется.

Но если повнимательней всмотреться в судьбу этих всякого рода неприступных и первоклассных твердынь, то окажется, что одни из них прямо-таки вероломно не оправдали никакого назначения, кроме миллионных затрат и лишних трофеев своему противнику; другие, на осаду коих потребовалось, может быть, время, нисколько не изменили и даже не оттянули участи кампании, а третьи были, попросту, игнорированы и даже обидно не замечены противником.