Философия возможных миров

Само по себе такое бытие нисколько не устраняет опасности для маленького человека, ведь амплитуда неукрощенной души, волна, проходящая сквозь все политическое тело, резонирующее в нем, может направить и к великим историческим свершениям, как в греческих полисах и прославленных исторических империях, а может проявиться как безжалостная тирания – но именно этот проект, сохраняющий высоту эталонов, ведущий к превосхождению человека, а не его окукливанию, именно он противостоит нигилизму и синтезирует те великие вещи, родственные самой душе, которые нигилисты и активисты только растрачивают. Лучше всего это понимал Ницше, его диагноз и по сей день является самым точным, поскольку он ничего не приукрашивал. Другое дело, что за последние сто лет мы получили новый богатейший материал для анализа великого дуализма истории, но все еще им не воспользовались.

Хочу еще задержаться на обнаружившейся сейчас двойной трудности. Во-первых, ни один из проектов не является не только безупречным, но даже безопасным: эволюция государственности и самой социальности проходит между Сциллой и Харибдой, проходящие через узкий пролив корабли то и дело терпят крушение, но шлюпки порой спасаются, передавая успешный опыт навигации.

Во-вторых, несмотря на явную сущностную противоположность непримиримых проектов, в той или иной иновидимости они могут казаться практически тождественными, еще чаще возникает раздвоение, когда внешняя непримиримость оказывается на деле пресловутой борьбой нанайских мальчиков. Вернемся вновь к грандиозному противостоянию двух систем, социализма и капитализма. С одной стороны, индивидуализм, либерализм, законы свободного рынка, а с другой – тотальное обобществление и изъятие в общее пользование всего, что только можно изъять. То есть атрибуты двух конкурирующих систем выглядели настолько различными, насколько это возможно. Тем не менее сегодняшний облик победителя, Pax Americana, включает в себя легко узнаваемые принципы даже не мировой революции, а самого что ни на есть советского совка. Как же это стало возможным, как могло получиться?

Лет тридцать назад была в моде теория конвергенции, но после уничтожения СССР о ней уже не вспоминают – чего уж сближаться с обанкротившейся и рухнувшей цивилизацией? Однако по иронии судьбы именно после падения СССР произошло стремительное заражение или даже перерождение либерального индивидуализма. Солидарность с угнетенными тут же получила абсолютный приоритет над экзистенциальной проблемой заброшенности в мир всякого одиночества, моральный кодекс служителя толерантности оставил далеко позади моральный кодекс строителя коммунизма, да и идея общественно полезного труда, пусть и в несколько замаскированном виде, тоже заняла свое место. В новый проект активистов вошло буквально все, что составляло идеологию социалистического труда, – от корпоративной солидарности до узаконенного отбывания времени на работе. Как дружно смеялись советские сатирики над теми еще сотрудниками бесчисленных НИИ и КБ, решавшими кроссворды и поливавшими кактусы на рабочем месте, – и что же? Лет тридцать назад Бодрийяр проницательно подметил, к чему идет европейский офисный планктон, труд которого в действительности никому не нужен, но его добросовестная имитация по умолчанию принимается как норма обеими сторонами… С тех пор ситуация только прогрессировала, в результате чего советский проект и по этому показателю оказался успешно превзойденным.

Говоря чисто конспирологически, дело выглядит так, будто ставка на офисный планктон оказалась более правильной, чем ставка на классический пролетариат, но вопросы, в чем именно заключалась ставка и кем она была сделана, остаются без ответа – разве что срабатывает отсылка самого общего характера к команде дьявольского челнока…