Читаем Философская лирика. Собака из лужи лакает небо полностью

Философская лирика. Собака из лужи лакает небо

О жизненном правиле, наиболее хорошо выраженным в молитве: Господи, да ниспошли мне: Терпенья молча принять, что нельзя изменить;Сил переделать, где хватит уменья;И разуменья ту грань отличить.

Валерий Белов

Поэзия / Самиздат, сетевая литература18+

Валерий Белов

Философская лирика. Собака из лужи лакает небо

О человеческих отношениях

Любая встреча — это тайна

Любая встреча — это тайна.

И кто решил, что связь случайна,

Когда, как в множестве семей,

Ослабил узы Гименей?…


С командировочными часто

Не всё безоблачно и ясно,

Женат — не писано на лбу,

Но есть на всех одно табу:


Чтоб после не идти с повинной,

Не задержись на середине.

Приезд с отъездом — день один,

В нём места нет для середин.


А что есть нравственность, мы спросим?

— Это когда противно после.

Так говорил Хемингуэй,

Не самый грешный из людей.


Командировочным со стажем

И вовсе понимать не важно,

Какая с нравственностью связь

У чувства под названьем страсть.


Ведь если исключить болезни,

Страстями жить куда полезней,

Чем страсть отставить на потом

Ещё здоровым мужиком


И ждать, когда оно случится

Законным браком обручиться,

Не тем, что наш оформит ЗАГС,

А тем, что там — на небесах…


Связь, что случайная вначале,

Кольцом так свяжет обручальным,

Что речь за нравственность вести

С любимым — боже упаси.


А за моральные устои

Ответит правило простое:

Приезд с отъездом — день один,

В нём места нет для середин.


Проблема отцов и детей

Два поколения — сущий пустяк,

Даже когда под одной они крышей.

Светлое время — для взрослых трудяг,

Темень — для тех, кто годами не вышел.


С вечера предки устроят бедлам,

Ночь напролёт молодые судачат.

Дом превратится в индейский вигвам,

Трубкою мира прокуренный напрочь.


За бледнолицых болезных своих

Очень тревожится вождь краснокожих,

Совесть до лампочки стала для них,

С чем краснокожий смириться не может.


Если развеется с крыши дымок,

В доме поселятся сырость и прелость,

А стариков, как печальный итог,

Ждёт резервация — Дом престарелых.


В мире продвинутом стало светлей,

Многое к лучшему в нём изменилось,

Лишь без проблемы отцов и детей

Жить человечество не научилось.


Доклад о современной молодёжи

— Коллеги, господа, прошу вниманья,

Речь поведу за нашу молодёжь.

Да, да про ту, что хуже наказанья,

Чей принцип и девиз — Вынь и положь!


Пред нами три известные цитаты,

Их авторы умнейшие мужи:

«…Взять нашу молодёжь, она развратна,

В гламуре пребывает и во лжи,


Воспитана ужасней маргинала,

Работать не желает и не чтит

Начальство. С ней все наши идеалы

На грани разрушения почти».


Цитата номер два: «Все наши дети

Тираны, уваженье старикам

Не выкажут, не отведут к обедне.

Где молодёжь, там царствует бедлам.


Достигли мы критической отметки,

Свихнулся мир и просто не жилец,

А наши избалованные детки

Приблизят света этого конец».


Ещё цитата: «Поколенье наше

Культуру лучших лет не сохранит,

И на пороге день позавчерашний,

Что кроме зверств ничем не знаменит»…


Аплодисменты стихли, и докладчик

Как документы в подтвержденье фраз

(Мол, говорилось так, а не иначе)

Представил артефакты напоказ —


Горшок из Вавилона и папирус

С проклятьями, иные образцы,

Где клинописью древней говорилось,

Что осуждали мудрые жрецы,


До исправления чего Сократ не дожил…

Мы на пороге Страшного суда,

А вечная проблема с молодёжью —

У мира в горле кость во все года.


Шумеры озадачивались прежде —

Отцам всегда с детьми не по пути…

Я ж сохраняю слабую надежду,

Что мир не рухнет, стоит нам уйти.


Передадим в наследие как в лизинг

То, что с собой не взять за окоём,

И с эстафетной палочкою жизни

Помчится молодёжь своим путём.


Пути Господни неисповедимы,

Но неизменны люди во все дни —

Будь наши внуки трижды херувимы,

Подвергнутся нападкам и они.


Мы все человеки и ходим под Богом…

Мы все человеки и ходим под Богом…

Одним — нас так мало, другим — слишком много,

А кое-кому — так мы просто балласт,

И редко когда, чтобы нас — в самый раз.


Причиной — эпоха, где бал правит похоть?

И как разобрать, чей поблизости локоть,

То локоть товарища или врага,

И чьи из тумана встают берега?


Кто выйдет навстречу — провидец-предтеча,

Иль встретят пришельца вульгарною речью?

А то ещё хуже — то будет не речь,

А звуки пищалей, огонь и картечь…


Такое ниспослано нам испытанье,

Не зная, что нас ожидает заранье,

Я есмь!.. о себе заявлять в гуще масс

И верить, что нас там и здесь — в самый раз.


Звонарь

Звон малиновый не стирается,

От зари стоит до зари —

То звонарь из всех сил старается,

На ладонях сплошь волдыри


От верёвок. А тьма кромешная

Не расступится — на заре

Не грозит ему быть повешенным,

Ведь не вешают звонарей.


Не малинова если зоренька,

А кровавым пятном заря —

Это значит, что с колоколенки

Люди сбросили звонаря.


История в повторе — это фарс

История в повторе — это фарс,

Трагедия смешит, случившись дважды…

Но как бы нам в комедию не впасть

Где плачут все, что было не однажды,


Где аргумент последний кулаки…

Чтоб с представленья не идти с фингалом,

Когда не задним вы умом крепки,

Не стоит ждать весёлого финала.


История в повторе — это фарс,

Когда за счастье — не убит, ограблен

Всего лишь… Но удар и свет погас…

— Что это было?

— Да всё те же грабли!


Смотрит ребёночек на облака,

Смотрит ребёночек на облака

Всё-то ему интересно пока.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература