Космологию и метафизику из высказываний Конфуция, увековеченных в трактате «Лунь Юй», вычленить было трудно. Несколько неоконфуцианцев даже опровергали, вторя кое-кому из представителей дзен-буддизма, безусловный авторитет древних манускриптов. В целом же тем не менее все сошлись на том, что в словах Конфуция можно найти все необходимое, если позволить себе их относительно вольное толкование.
Обратившись к философскому наследию Мэн-цзы, следует отметить, что определенные его представления в значительной мере противоречат деловому подходу Конфуция и воплощают в себе почти что мистический элемент, повторяющий воззрения даосов. Именно Мэн-цзы и авторы трудов, демонстрирующих влияние его взглядов, пришлись неоконфуцианцам особенно по душе. Такая тенденция уже присутствовала во времена правления династии Тан, а в период правления династии Сун она послужила поводом для составления «Четверокнижия», которое выглядит забавным сборником священных для неоконфуцианцев трактатов. В него вошли «Лунь Юй», «Мэн-цзы» и две главы «Ли цзи» в качестве самостоятельных текстов – «Да сюэ» и «Чжун юн». Нам не дано знать досконально, когда увидели свет два последних трактата, но существуют основания для того, чтобы предположить источник вдохновения для их написания, хотя бы некоторой части, в идеях Мэн-цзы. Точно так же, как дзен-буддисты утверждали, что их доктрина представляла собой эзотерическое учение Будды, предназначенное избранным и непонятное обычным народным массам, известные неоконфуцианцы претендовали на то, что в «Чжун юн» нашло свое воплощение эзотерическое учение Конфуция.
Вынужденные предлагать космологию, способную соперничать с космологией буддистов, неоконфуцианцы позаимствовали целиком некоторые идеи своих противников. Таким образом, мы обнаруживаем, как они повторяют буддистское представление о том, что вселенная непрерывно подвергается разрушению и воссозданию. Но толкуется все в китайских понятиях, однако, как функция существования инь и ян, пяти стихий, мистической нумерологии и диаграмм, служащих основанием «Книги перемен» («И цзин»).
Мы видели, что данное наставление по предсказанию судьбы, противное по всему своему смыслу философии Конфуция и раннего конфуцианства, изначально могло прижиться и получить распространение в кругах, в большой степени тяготевших к учению даосов. Но по мере все большего проникновения в конфуцианство своего рода сложных метафизических предположений росло число конфуцианцев, обращавшихся к «Книге перемен», и ко временам правления династии Хань появилась уверенность в том, что Конфуций написал к ней приложения. Такой труд, освященный традицией с благословением самого Конфуция, для неоконфуцианцев оказался божьей благодатью. Для многих из них он превратился в фактическое священное писание.
Даосы более позднего периода истории, особенно после того, как побывали под влиянием буддизма, на основе «Книги перемен» разработали изящную космологию. И не приходится сомневаться в том, что она коснулась неоконфуцианцев, сотворивших очень похожую космологию на основе той же самой книги. На самом деле китайский философ Фэн Юлань показывает, что «План Великого Предела» («Тай цзи ту») как таковой, признанный фундаментальным изложением космологии всеми неоконфуцианцами времен династии Сун (пусть даже они могли расходиться во мнении по поводу его значения), практически не отличается от диаграмм, приведенных в трудах даосов возрастом постарше. Представители одной школы неоконфуцианства обвинили своего главного конкурента в извлечении вдохновения из даосизма; из соперничающей школы пришел такой ответ, что доктрина их обвинителя больше напоминает дзен-буддизм, чем конфуцианство. На самом же деле обе школы находились под влиянием одновременно даосизма и буддизма.
Во времена династии Сун существовало большое разнообразие движения неоконфуцианства, но главными считались две его школы. Предводителем одной из этих школ, самым знаменитым из всех неоконфуцианцев и самым влиятельным китайским философом на протяжении последней тысячи лет считается Чжу Си, живший с ИЗО года по 1200 год.