Философская мысль Китая. От Конфуция до Мао Цзэдуна

По мере становления дзен-буддизма появилось поверье, что просветление можно обрести методами медитации, позаимствованными в Индии. В качестве примера можно привести созерцание глухой стены. Наставники одной влиятельной школы учили своих питомцев тому, что никакого специального приема не требуется; человеку достаточно лишь поступать откровенно и разумно. Если бы ученик наставника дзен-буддизма спросил значение буддистской троицы, ответ мог прозвучать так: «кукуруза, пшеница и бобы». Или ему прилетела бы увесистая затрещина. От него ожидается, что он сам во всем должен разобраться. Существовала тенденция отсеивания всего внешнего, даже манускриптов. Монахи – дзен-буддисты привлекались к ручному труду на хозяйственных работах в монастыре. Ху Ши пишет: «Монастыри дзен-буддистов на протяжении IX и X веков служили крупными центрами философского абстрактного теоретизирования и дискуссий. Все так и оставалось, пока практически все остальные секты не потеснил дзеннизм, и в монастырях дзеннистов не начали проводить более древние обряды и богослужения, которые здесь, как в публично поддерживаемых учреждениях, следовало исполнять».

Борьба с предрассудками иногда заходила очень далеко. Говорят, будто один монах вошел в храм и плюнул на изваяние Будды; услышав выговор за содеянное, он сказал: «Пожалуйста, покажите мне место, чтобы плюнуть, где нет никакого Будды». Еще один монах холодной ночью порубил деревянное изваяние Будды на дрова. Ниже приводятся некоторые острые высказывания известного монаха IX века в переводе Ху Ши:

«Совершенномудрый ищет не Будду. Будда числится великим убийцей, соблазнившим так много людей, попавших в ловушку и продавших душу дьяволу».

«Старый мошенник дикарей [Будда] утверждает, будто пережил крушение трех миров. Где же он находится теперь? Разве он тоже не умер, перевалив за рубеж в 80 лет? Разве он чем-то отличался от тебя?»

«Эх, вы, мудрецы, разъедините свое тело и рассудок! Откажитесь от всего и освободите себя от всех пут».

«Я во всем прав, а в ваших словах нет ни капли истины, касающейся поставленного вопроса. Я сам не знаю, что такое дзен-буддизм. Я не учитель, ничего вообще не соображающий. Я – всего лишь старый попрошайка, вымаливающий себе средства на пропитание, рубище и ежедневное испражнение. Что еще мне приходится делать? Но все-таки послушайте меня: ни за что не беритесь делать; идите и пораньше отдайтесь отдыху!»

Миссионер Карл Людвиг Рейчелт говорит, что предводители самой известной в Китае школы дзен «постоянно утверждали, что человек сам по себе обладает силами, необходимыми для достижения святости. И он сам может сотворить собственное счастье, а также преодолеть стоящие перед ним трудности, если только обладает правильным представлением об истинной сути своего человеческого естества».

Совершенно очевидно, что все это поразительно напоминает раннюю философию даосов, какой мы находим ее, например, в трактатах «Лао-цзы» и «Чжуан-цзы». Еще более поразительное сходство видим в философии даосов ближе к закату династии Хань. Существует общее согласие по поводу того, что в дзен-буддизме, по крайней мере, в определенной степени очевидно даосское влияние, и появилось предположение о том, что дзен-буддизм нельзя считать буддизмом вообще, а скорее мятежом против него. Можем ли мы сказать тогда, что китайский ответ на испытание буддизмом поступил изнутри самой данной, очень влиятельной буддистской школы? Кое-какая справедливость в таком варианте просматривается. Но также верно то, что дзен-буддизм отрицает многие ловушки махаяны, но львиная доля того, что остается, поразительно напоминает ранний индийский буддизм. На самом деле можно согласиться с тем, что изначальное учение Гаутамы, сказавшего, что нирвану каждый человек должен обрести самостоятельно, во многих отношениях необычайно совпадало с догматом дзен-буддизма.

Мы видели, что в завершающий период правления династии Хань конфуцианство полностью пропиталось метафизикой даосов и что особое значение китайцы стали придавать традиции и старинному ритуалу. Оно не полностью утратило свою историческую роль защитника простого народа. Но выполнялась эта задача настолько бестолково, что угнетаемые массы обратились за облегчением скорее к типу доктрины даосов, проповедовавшейся «Желтыми повязками», обещавшими эру невиданного мира и счастья. Когда эта мечта о рае на земле оказалась иллюзорной, большинство китайцев на протяжении последовавших столетий бедствий согласились с обещанным буддистами счастьем после смерти. Такое обещание, по крайней мере, никто не мог опровергнуть как недостижимое. С III по VI столетие христианской эры буддизм считался господствующей интеллектуальной силой в Китае, а за ним следовало его китайское подобие в виде даосизма. Даже ученые, продолжавшие изучение конфуцианской классики, явно находились под мощным влиянием даосизма и буддизма.