Философская теология: вариации, моменты, экспромты

По определению немецкого индолога, «инклюзивизм имеет место, когда кто-то истолковывает определенное ключевое понятие чужого религиозного или мировоззренческого направления как идентичное тому или иному ключевому понятию того направления, которому принадлежит он сам. Преимущественно к инклюзивизму относится эксплицированное или подразумеваемое утверждение, что чужое, которое истолковывается как идентичное своему, определенным образом подчинено последнему или уступает ему. Дальнейшее же обоснование того, что чужое идентично своему, обычно не предпринимается»[747]. Исходные стадии инклюзивизма Хакер обнаруживает уже в раннем буддизме, например, в тех случаях, когда в собрании текстов палийского канона Дигха-никае или в знаменитом дидактическом сборнике «Дхаммапада» буддисты предлагают брахманам «более истинную» трактовку их собственных ключевых понятий – жертвоприношения (оно оказывается вступлением в буддийскую общину и далее – работой с буддийской медитативной практикой), пути соединения с Брахманом, аскетической энергетики (тапас), самого брахманства. Классическую версию инклюзивизма Хакер усматривал в «Бхагавадгите» VII. 20–23, IX. 23, где Кришна утверждает, что кто бы ни приносил жертву какому-либо божеству, саму уверенность в результативности жертвоприношения ему дает Кришна, который позволяет ему получить желаемые плоды, а затем – и что почитатели других богов на деле почитают его, хотя и «не по правилам». То же явление – в шиваитских Пуранах, где одна из манифестаций Вишну истолковывается в качестве формы, которую принимает Шива, а также в литературе вишнуитов-панчаратриков, где, напротив, Вишну становится «единством» всех божеств. Типичный случай – эпическая поэма Тулсидаса «Рамчаритманас» (XVI в.), автор которой, почитатель аватары Вишну – Рамы, живший в шиваитском по преимуществу Бенаресе, пытается гармонизировать оба культа. Он утверждает, что те, кто не почитают Шивы, не могут даже во сне рассчитывать на милость Рамы (I.104), но еще до этого Шива заверяет, что для всех (включая его самого) высшая дхарма – служить Раме, называет его своим господином, склонив перед ним голову (I. 116), а затем говорится, что и нерожденный бог Брахма и Шива почитают стопы Рамы (IV. 25). Но та же самая парадигма выявляется и у неоиндуистов, прежде всего у Вивекананды и Радхакришнана, предлагающих считать веданту реальным ядром всех мировых религий. Инклюзивизм имеет выраженное «политическое», стратегическое назначение: он означает претензию на завоевание чужих религиозных территорий посредством дипломатического компромисса. Следует отметить, однако, что неоиндуисты в своей религиозной политике обнаруживают своего рода комплекс неполноценности; ср. имитиации христианства в основанной Вивеканандой «Миссии Рамакришны»: подражательная филантропическая деятельность, воспроизведение внешних форм христианских миссий в Индии и т. д. Напротив, древние буддисты демонстрировали свое превосходство над соперниками: их «хозяйский» подход к брахманистскому наследию свидетельствовал об энергетическом подъеме и уверенности в своих силах[748]. К этому направлению хакеровских изысканий можно отнести и другие поиски в области индийских парадигм мышления; в их числе установки на различение «проявленных» и «непроявленного» модусов вещи, отождествление потенции и материи и т. д.

Четвертой значительной областью индологии Хакера были новоиндийские языки, прежде всего хинди. Редчайшее сочетание энциклопедической эрудиции и методологической креативности составляло специфику научных поисков Хакера в каждом из этих случаев.

«Неуживчивость» великого индолога могла быть реальной чертой его личности, но выражалась она всегда в полемике не личного, но принципиального характера и была необходимой составляющей его «методологического сознания». В самом деле, теоретическое мышление реализуется всегда в поле диспута, в устной и письменной дискуссии, ибо вне ситуации альтернативности критическая рефлексия, составляющая саму «материю» теоретической мысли, не может быть мотивирована. Полемичность Хакера можно объяснить и глубиной его освоения самой индийской мысли, которую он заслуженно высоко ценил (никоим образом не игнорируя неприемлемые для него «стихии» индийского мировоззрения): индийская интеллектуальная культура, философия прежде всего, пропитана стихией полемического диалога.