Философская традиция во Франции. Классический век и его самосознание

Французская философия стала местом формирования идеологии[559], претерпевшей длительное развитие, важнейшей движущей силой которого она сама же и являлась и которое завершилось грандиозным взрывом Революции. Конечно, «идеология» в узком смысле не была изобретением философов, как не была она их изобретением и в смысле широком. Поэтому не стоит говорить о том, что она была явлением философским по своему существу. Но именно философия обеспечила идеологов начиная с де Траси[560] и Кондильяка[561] концептуальным аппаратом и методологией генерализованного мышления, сформировавшего идею государства, довлеющего над обществом. («Государственная идея, заключавшаяся в понимании общественного интереса, освобожденного от религиозных правовых отношений между королем и верноподданными, – характерная черта возрожденческого духа, – писал Ю. Метивье. – XVI в. был порой созревания монархической Франции, а XVII в. явился апогеем этой формы государства, одержавшего победу над нацией и достигшего зыбкого равновесия между аппаратом королевской власти и различными стратами общества, а также временного паритета между дворянством и буржуазией, между Землей и Деньгами»[562].)

Но куда интереснее для нас то, что идеология в широком смысле стала пунктом, в котором философия могла обратить на себя взгляд извне. На заре становления философии Платон заявил, что logos как отвлеченное теоретическое знание должен проходить поверку ergon'ом, т. е. реальной деятельностью, в которой участвует сам философ. Античный идеал «философской жизни» возродился на закате классической эпохи, а в век Просвещения стал главным содержанием философии как таковой; систематическое мышление обнаруживает дурной вкус писателя, затворничество мыслителя – нелепая трата времени, а умение посреди светской жизни мыслить и жить философски, принося тем самым пользу себе и другим – единственно достойный философа модус существования. Идеология – противоречивый продукт этой эпохи. С одной стороны, это не что иное как возврат к отвергнутому Просвещением систематическому мышлению, и Наполеон недаром порицал идеологов за их стремление сообразоваться не с постоянно меняющимися обстоятельствами, а с заранее выработанными схемами. С другой – попытка сконцентрировать мысль, сведя ее к более или менее четким формулировкам, что позволяет идеологам понять, в каком направлении движется их мысль. Когда философия перестает отличаться от литературы, ей требуется точка конденсации, где стихия свободного мышления остановит свое волнение, а мысль на мгновение обретет совершенную ясность. Здесь можно сказать, что философия узнает себя в зеркале идеологии.

Таковы четыре регистра самосознания французской философии, определившиеся в классическую эпоху и сохраняющиеся в качестве (да простится нам это выражение) диспозитива самосознания по сей день. Говоря о самосознании философии, следует всячески избегать напрашивающихся сами собой гегельянских коннотаций, поскольку они заставили бы нас имплицитно предполагать существование некого духа, объективирующегося в философии. Такое стихийное гегельянство вообще чуждо французской философии, не склонной к развертыванию диалектических схем и историзирующему телеологизму. Таким образом, речь у нас идет не о диалектическом увенчании развития философии моментом достижения самосознания как объемлющего вбирания в себя всех этапов этого развития. Напротив, французская философия классической эпохи мыслит себя в отрыве от античности и Средневековья, а Просвещение стремится отбросить и классический век как ненужный вчерашний день. Момент самосознания здесь есть момент утверждения собственной современности, которая не мыслится как итог определенного развития в прошлом, но полагается как нечто, от этого прошлого радикально отличное.

Современность не была изобретением философии, но в ней философия узнавала себя. Для философии классической эпохи она стала тем фокусом, в котором сошлись все ее устремления. Быть может, это и было главным достижением французской философии классической эпохи, а вовсе не Метод и не cogito. Здесь философия смогла обратиться к той понимающей ее не-философии, о которой потом напишет Делез, что сделало ее столь важной частью французской, да и всей западноевропейской цивилизации. Так понимаемое самосознание философии есть определенный способ ее узнавания себя в не-философии, исторически определенный и отличающей ее национальный характер. У прочих европейских философий нет столь четко выраженной национальной принадлежности, поскольку они говорят от лица человечества в целом, а их способ распознавания себя носит сугубо философский характер и, стало быть, в принципе может практиковаться где угодно. Впоследствии французская философия утратит эту свою исключительность и сделается частью общеевропейской философской традиции, но классическая эпоха демонстрирует эту национальную особенность.