И если сказать, что я думаю, то я считаю инструментом для знания, во-первых, природную одаренность ума. И напрасно стал бы стремиться к знанию тот, кому не хватает изобретательного ума, зрелого суждения и надежной памяти. Во-вторых, я считаю им добрую волю, которая, бесспорно, делает человека неутомимым в труде, побеждает трудности и которая, насколько позволяет человеческая природа, движется вперед, не отступая. Если же этого нет в должной мере, то напрасно бы обнаруживались все самые великолепные дарования ума. В-третьих, это достаточно здоровое тело, ибо если его будут терзать различные болезни и страдания, то все остальное принесет мало пользы. В-четвертых, обилие внешних благ, чтобы насколько возможно не нуждаться в пище, одежде и прочем, чтобы не нужно было на приобретение всего этого тратить время и труд, которые могли бы быть посвящены занятиям: ведь хотя некоторые, как Клеант, отличались в приобретении и того и другого, никто, однако, не стал бы отрицать, что, занимаясь только наукой, они прославились бы еще более; ведь известно, с каким трудом выбиваются те, у кого мало денег. В-пятых, надежный и образованный наставник. Хотя некоторые самоучки и прославились, тем не менее известно, насколько более коротким путем можно прийти туда, куда ты не знаешь пути, если тебя ведет проводник. В-шестых, необходимы собственные орудия каждой науки, не говоря уж о книгах, пользу которых все видят, так как они – как бы немые наставники… Таким образом, я считаю инструментами для приобретения знаний вещи полезные и необходимые, а не эти вздорные выдумки и бред диалектиков[264]
.Гассенди открыто становится на сторону номиналистов, отрицая существование универсалий в реальности и повсюду находя лишь единичное. Он отвергает всякий спиритуализм, склоняясь скорее к сенсуализму. «В интеллекте нет ничего, чего бы раньше не было в чувстве…»[265]
, – для него это было несомненно. Как и то, что человеческий разум способен понять лишь то, что заимствовано у «внешнего чувства». «Ум размышляет лишь на основании того, что выявляется с помощью чувств»[266].Философия для Гассенди – страна, расширению границ которой всякий философ должен всемерно содействовать. Аристотелики же, говорит он, добровольно сужают свои владения, ограничивая их десятью категориями. Он считает, что аристотелизм не годится даже для теологии, куда он проник вопреки желанию Отцов Церкви. Ведь, хотя диалектику и считают надежнейшей защитой от еретиков, ее почему-то редко используют против турок, да и незаметно, чтобы с ее помощью удалось обратить в христианскую веру многих из них. Знание Священного Писания и здравый смысл в этом отношении куда действеннее.
Здравый смысл в глазах Гассенди вообще является средством от глупостей и от всяческой зауми, которой нередко грешит философия. Ведь философия, кстати же, и вовсе не в состоянии постичь истину, за которой она непрестанно гоняется и поиск которой называет своей первейшей задачей: