Читаем Философская традиция во Франции. Классический век и его самосознание полностью

Основу наших нравов составляет отнюдь не мораль, а политика, и эта по необходимости порожденная духом наших законов политика развивается сама собою, без всякого участия теории, иначе говоря, не будучи основательно известна ни королям, ни их министрам, ни церкви, ни судейским, ни военным, ни даже философам. Она смутно видится лишь наиболее искусным из них; на нее нападают в деталях, но подозревая, что можно коснуться тверди ее, – до такой степени непоколебимым представляется нам состояние законов, при котором мы появляемся на свет[333].

Философы Просвещения обольщаются мыслью о том, что им удалось нащупать те рычаги, что управляют политикой, найти ее разумные основания. Они уже начинают помышлять о том, чтобы самим взяться за эти рычаги или, по крайней мере, готовы руководить тем, кто их поворачивает. Не тут-то было, говорит им Дешан, ничего вы не нащупали, ибо в нравственном мире, лишенном разумности, и политика не может быть чем-то разумным. Ее нельзя понять, и уж тем более, на нее нельзя повлиять без онтологии или, как более общо выражается сам Дешан, без метафизики. Действительно, метафизика у Просвещения не в чести, и самому Дешану так и не удалось убедить в ее необходимости ни Руссо, ни Вольтера.

Конечно, представлять государей философами (даже Фридриха Великого) могли лишь те, кто желал им польстить. Мечта о правителе-философе так и осталась мечтой. Выражение «просвещенный абсолютизм» не стоит воспринимать буквально; речь здесь шла об определенной доктрине или стиле правления, а не о личных качествах государя. И тем не менее, благодаря тому, что такие мудрые правители, как Фридрих Великий или Екатерина II желали выглядеть царственными философами, многие ученые мужи находили у них прибежище и защиту от преследований правительств, не имевших подобных амбиций. Этот стиль правления представлял собой сочетание нескольких элементов, поддерживавших и уравновешивавших друг друга. Во-первых, это была «атмосфера Просвещения» – характерный стиль поведения, который, впрочем, требовал определенной образованности и потому затрагивал саму личность правителя или вельможи. Во-вторых, подражание блестящей политике Людовика XIV и вообще всему французскому. В-третьих, стремление перенять экономические достижения Англии, превосходившей в этом отношении даже Францию. Как выразился Ф. Блюш, перечисляющий эти три компонента, стиль, именуемый просвещенным абсолютизмом, – это «Людовик XIV без парика», т. е. без ненужной мишуры и всецело практичный, но не забывающий о необходимости блистать.

«Долгий XVII век», по-видимому, следует заканчивать серединой XVIII столетия, когда, по выражению П. Шоню, «классическая эпоха переходит в незавершенный длительный период общих количественных изменений», а «революция покидает область духа, чтобы переключиться на порядок вещей»[334]. Можно сказать, что опережающая базис надстройка XVII в. заехала на добрую половину следующего столетия, тогда как материальная цивилизация явно отставала от нее. Особенно заметно это было при сравнении с происходящим в Голландии и в Англии, и такими сравнениями наполнены книги того времени[335]. Убеждение в превосходстве английской промышленности и политической системы вело к убеждению в том, что эта страна дает больший простор для развития талантов. Недаром Ламетри заявляет: «Если бы г-н де Мопертюи был рожден в стране, где господствует свобода суждений, разве не превзошел бы он Ньютона, которому он равен?»[336] И действительно, не только экономика и промышленность, но и идеология и естественные науки Англии стали ориентиром для континентальной Европы. По смелому выражению П. Шоню, «Европа Просвещения – это в большей степени Англия, чем Франция»[337].

Уже в прошлом, XVII столетии мир тронулся с места и стал набирать скорость, как камень, катящийся с горы: на смену средневековой незыблемости божьего мира пришла постоянная переменчивость механически упорядоченного мироздания. Хотя появилась дерзкая надежда взять эту механику под контроль, мир стал не таким уютным местом, как прежде. Ш. Л. Монтескьё вложил в уста персидскому корреспонденту следующее рассуждение:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / Философия
Философия
Философия

Доступно и четко излагаются основные положения системы философского знания, раскрываются мировоззренческое, теоретическое и методологическое значение философии, основные исторические этапы и направления ее развития от античности до наших дней. Отдельные разделы посвящены основам философского понимания мира, социальной философии (предмет, история и анализ основных вопросов общественного развития), а также философской антропологии. По сравнению с первым изданием (М.: Юристъ. 1997) включена глава, раскрывающая реакцию так называемого нового идеализма на классическую немецкую философию и позитивизм, расширены главы, в которых излагаются актуальные проблемы современной философской мысли, философские вопросы информатики, а также современные проблемы философской антропологии.Адресован студентам и аспирантам вузов и научных учреждений.2-е издание, исправленное и дополненное.

Владимир Николаевич Лавриненко

Философия / Образование и наука
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука