Философские исследования

270. Теперь представим применение знака «О» в моем дневнике. Я заметил, что всякий раз, когда возникает некое ощущение, манометр показывает повышение моего кровяного давления. Значит, в дальнейшем я могу сказать, что мое кровяное давление повышается, не используя технику. Это полезный результат. И теперь уже кажется не имеющим существенного значения, признал я ощущение правильным или нет. Допустим, я регулярно ошибаюсь с выводом: это нисколько не важно. И само по себе показывает, что гипотеза относительно моей ошибки – просто притворство. (Мы поворачиваем рукоятку, которая по виду будто бы используется для приведения в движение некой части машины; но это простое украшение, никак не соединенное с механизмом.)

И какова здесь причина называть «О» именем ощущения? Возможно, это способ, каким данный знак употребляется в этой языковой игре. – А почему «конкретное ощущение», то есть одинаковое из раза в раз? Что ж, разве мы не предполагаем, что записываем «О» каждый раз?

271. «Вообрази человека, память которого не способна сохранить, что означает слово “боль”, – и потому он постоянно называет этим словом различные понятия, – и тем не менее употребляет это слово в соответствии с обычными симптомами и предпосылками боли». – Кратко: он употребляет это слово, как мы все. Здесь я скажу: колесо, которое крутится, хотя ничто иное вместе с ним не движется, не является частью механизма.

272. Существенно в индивидуальном опыте на самом деле не то, что каждый человек обладает собственным переживанием, а то, что никто не знает, располагают ли другие тем же опытом или чем-то подобным. Следовательно, возможно предположить – пусть и не доказать, – что одна часть человечества имеет такое ощущение красного, а другая часть – другое.

273. Что я могу сказать о слове «красное»? – Что оно означает нечто, «открытое всем», и что у каждого должно быть иное слово, помимо этого, обозначающее его собственное ощущение красного? Или так: слово «красное» означает нечто, известное всем; вдобавок для каждого человека оно означает нечто, известное ему одному? (Или, возможно, так: оно соотносится с чем-то, известным ему одному.)

274. Конечно, утверждение, что слово «красное» соотносится, а не означает нечто индивидуальное, нисколько не помогает осознать его функции; но это более психологически подходящее выражение конкретного опыта философии. Как если бы, произнося слово, я искоса поглядел на индивидуальное ощущение, словно для того, чтобы уверить себя: я отлично знаю, что имею в виду.

275. Посмотри на небесную синеву и скажи себе: «Какое небо синее!» – Когда ты делаешь это спонтанно – без философских намерений, – тебе не приходит в голову, что это цветовое впечатление является сугубо твоим. И ты не колеблясь делишься им с другими. А если и указываешь на что-нибудь, когда произносишь эти слова, то указываешь на небо. Я говорю: ты не чувствуешь указание-внутрь-себя, которое часто сопровождает «именование ощущения», когда задумываешься о «приватном языке». И ты не думаешь, что на цвет следовало бы не указывать рукой, а направлять внимание. (Поразмысли, что это означает «направлять внимание».)

276. Но разве мы, по крайней мере, не имеем в виду нечто строго определенное, когда смотрим на цвет и именуем наше цветовое впечатление? Как будто мы отделили цветовое впечатление от объекта, словно пленкой. (Это должно пробудить у нас подозрения.)

277. Но как вообще возможна для нас склонность полагать, что один раз мы употребляем слово ради обозначения цвета, известного всем, – а другой ради обозначения «зрительного впечатления», которое я получил сейчас? Как вообще может возникнуть эта склонность? – В этих двух случаях я сосредоточиваю внимание на цвете по-разному. Когда я имею в виду цветовое впечатление, которое (как я хотел бы сказать) принадлежит только мне, я словно погружаюсь в цвет – как бывает, когда я «не могу налюбоваться» на какой-то цвет. Следовательно, этот опыт приобретается легче, когда смотришь на яркий цвет или на поразительное сочетание цветов.

278. «Я знаю, как выглядит для меня зеленый цвет». – Конечно, это имеет смысл! – Разумеется: но о каком употреблении суждения ты думаешь?

279. Представь, что кто-то говорит: «Но я знаю, насколько я высок» и кладет ладонь на макушку, подчеркивая свой рост.

280. Кто-то пишет картину, чтобы показать, как ему видится театральная сцена. И я говорю: «У этой картины двойная функция: она сообщает что-то другим, как сообщают все картины или слова; однако для того, кто сообщает, она будет изображением (или фрагментом изображения) иного вида: картиной его представления, чем не может быть больше ни для кого. Для него индивидуальное впечатление от картины означает то, что он представлял, в том смысле, в каком картина не может обозначать это для других». – И вправе ли я говорить во втором случае об изображении или фрагменте изображения – если эти слова правомерно употреблялись в первом случае?