Философские исследования

299. Будучи не способны – когда мы предаемся философским размышлениям – сказать то-то и то-то; испытывая непреодолимую склонность это сказать, – разве мы тем самым не принуждаем себя предполагать нечто, наделять себя непосредственным восприятием или знанием положения дел?

300. Это – мы хотели бы сказать – не просто картина поведения, играющая роль в языковой игре со словами «ему больно», но еще и картина боли. Или: не просто парадигма поведения, но и парадигма боли. – Нелепо утверждать: «Картина боли вступает в языковую игру со словом «боль». Образ боли не есть картина, и этот образ невозможно заменить в данной языковой игре чем- либо, что мы называем картиной. – Образ боли, безусловно, вступает в языковую игру в некотором смысле; но не как картина.

301. Образ не есть картина, но картина может ему соответствовать.

302. Если нужно вообразить чью-то боль на основе собственной, это весьма непросто: ведь придется вообразить боль, которой я не испытываю, по подобию боли, которая мне знакома. То есть я должен сделать следующее: не просто осуществить в воображении перенос из одного места боли в другое. Как от боли в запястье к боли в плече. Ибо мне не нужно воображать, что я чувствую боль в некоторой области его тела. (Это также возможно.) Болевое поведение может указывать на больное место – но субъектом боли является человек, который ее выражает.

303. «Я могу лишь верить, что кому-то еще больно, но о себе я это знаю». – Да, можно решить, что скажешь: «Я верю, что ему больно» вместо «Ему больно». Но и все. Что здесь выглядит объяснением или высказыванием об умственном процессе, на самом деле есть замена одного выражения на другое, которое, пока мы философствуем, кажется нам более подходящим.

Только попытайся – в реальности – усомниться в чьем- либо страхе или боли.

304. «Но ты, конечно, признаешь, что болевое поведение, сопровождаемое болью, отличается от такового без боли?» – Признать это? Да разве существует большее различие? – «И все же ты снова и снова делаешь вывод, что само ощущение – ничто?» – Нисколько. Оно не есть нечто и не есть ничто! Вывод в том, что ничто здесь играет ту же роль, что и нечто, о котором ничего нельзя сказать. Мы лишь отвергаем грамматику, которая пытается навязать себя.

Парадокс исчезает, только если мы радикально преодолеваем представление о языке, который всегда функционирует единственным способом, всегда служит той же самой цели: передавать мысли – будь то о домах, боли, добре и зле или чем угодно еще.

305. «Но ты, конечно, не можешь отрицать, например, что при запоминании, имеет место внутренний процесс». – А откуда возникает впечатление, будто мы намерены что- то отрицать? Когда говорят: «Тем не менее внутренний процесс имеет место здесь», к этому хочется прибавить: «В конце концов ты его наблюдаешь». И именно этот внутренний процесс называют «запоминанием». – Впечатление, будто мы намеревались что-либо отрицать, возникает вследствие нашего сопротивления картине «внутреннего процесса». Мы отрицаем, собственно, то, что картина внутреннего процесса дает правильное представление об употреблении слова «запоминать». Мы говорим, что эта картина и ее влияние мешают нам видеть употребление слова, как оно употребляется в реальности.

306. Почему я должен отрицать наличие психических процессов? Но выражение: «Во мне только что имел место психический процесс запоминания…» означает не что иное, как: «Я только что вспомнил…» Отрицать психический процесс означало бы отрицать запоминание; отрицать, что мы вообще в состоянии что-либо запоминать.

307. «Выходит, ты в душе – бихевиорист[28]? Разве на самом деле ты не говоришь, что все кроме поведения есть фикция?» – Если я и говорю о фикциях, то исключительно о грамматических.

308. Откуда возникает философская проблема психических процессов и состояний и бихевиоризма? – Первый шаг к ней совершенно не бросается в глаза. Мы говорим о процессах и состояниях, оставляя неизученной их природу. Когда-нибудь, наверное, мы будем знать о них больше – так мы думаем. Но именно это заставляет нас по-особому подходить к вопросу. Ведь мы располагаем определенным понятием, что значит изучить процесс глубже. (Определяющий пасс в фокусе уже сделан, а мы приняли его за вполне обыденное движение.) – И теперь аналогия, которая была призвана принудить нас осознать наши мысли, распадается на части. И мы вынуждены отрицать по-прежнему непознаваемый процесс в по-прежнему неисследованной среде. А выглядит так, будто мы отрицаем психические процессы. Но мы, естественно, не хотим их отрицать.

309. Какова твоя цель в философии? – Показать мухе выход из мухоловки.

310. Я говорю кому-то, что мне больно. Его отношение ко мне тогда будет определяться верой, неверием, подозрением и так далее.