Читаем Философские исследования полностью

К едва уловимой очевидности принадлежат утонченность взгляда, жеста, тона.

Пожалуй, я бы узнал подлинно влюбленный взгляд, отличил его от притворного (и понятно, могла бы иметься "осязаемое" подкрепление моего суждения.) Но, возможно, я проявил бы при этом полную неспособность описать это различие. И не потому, что известные мне языки не имеют для этого слов. Почему бы в таком случае просто не ввести новые слова? Будь я высокоодаренным художником, можно было бы допустить, что я способен изобразить на картине взгляд искренний и взгляд притворный.

Полюбопытствуй: как человек осваивает "взгляд", предназначенный для чего-то такого? И как надлежит такой взгляд применять?

Ведь притворство лишь особый случай поведения, такого, например, когда выказывают внешние признаки боли, не чувствуя ее. Если это в принципе возможно, то почему при этом всегда должно иметь место именно притворство этот особый узор в жизненной ткани?

Ребенок должен многому научиться, прежде чем он сможет притворяться. (Собака не может лицемерить, но она не может быть и искренней).

Здесь возможен даже такой случай, когда приходится сказать: "Он полагает, что притворялся".

XII

Если бы образование понятий можно было объяснить, исходя из фактов природы, то вместо грамматики нам следовало бы тогда интересоваться тем, что составляет их природную основу, не так ли? Безусловно, нас интересует и соответствие понятий очень общим фактам природы. (Таким фактам, которые в силу своего общего характера в большинстве случаев не привлекают нашего внимания.) Но наш интерес не докапывается до этих возможных причин образования понятий; мы не занимаемся ни естествознанием, ни естественной историей поскольку для наших целей можно изобрести и вымышленную естественную историю.

Я не утверждаю: будь такие-то факты природы иными, у людей были бы иные понятия (в смысле гипотезы). Я говорю другое: если кто-то верит в абсолютную правильность некоторых понятий и считает, что обладание другими понятиями означало бы непонимание того, что понимаем мы, пусть он представит себе очень общие факты природы иными, отличными от тех, к каким привыкли мы, тогда ему станет понятным и формирование понятий, отличающихся от обычных.

Сравни понятие со стилем живописи: не является ли тогда лишь условным и наш стиль? Разве нельзя по своему желанию выбирать стиль живописи (например, египетский стиль)? Не идет ли здесь речь просто о красивом и безобразном?

XIII

Когда я говорю: "Он был здесь полчаса назад" то есть помня об этом, то это не описание переживаний, испытываемых мною сейчас.

Переживание воспоминаний явление, сопутствующее воспоминаниям.

Припоминание не обладает никаким содержанием переживания. А разве его нельзя установить с помощью интроспекции? Разве она не показывает как раз, что там, где я ищу содержание, ничего нет? Но она могла бы показывать это лишь в том или другом случае. И даже так она не может показать мне, что означает слово "вспоминать" и, следовательно, где искать некое содержание!

Идею содержания воспоминаний я получаю только сравнением психологических понятий. Оно аналогично сравнению двух игр. (Футбол игра, в которой есть ворота, в теннисе нет.)

Мыслима ли такая ситуация: некто в первый раз в своей жизни вспоминает о чем-то и говорит: "Да, теперь я знаю, что такое "припоминание", чт)о при этом испытывают" Но откуда он знает, что это чувство и есть "припоминание"? Сравни: "Да, теперь я знаю, что значит "дернуло током" (например, человек в первый раз испытал электрический удар)". Знает ли он, что это воспоминание, потому что оно вызвано чем-то прошлым? А откуда он знает, что такое прошлое? Понятию прошлого человек учится, вспоминая.

Каким же образом в будущем он вновь узнает, как переживается припоминание?

(С другой стороны, вероятно, можно говорить о чувстве "далекой"далекой давности", ибо определенным повествованиям о прошлых днях свойственен тот или иной тон, жест.)

XIV

Запутанность и бесплодие психологии не следует объяснять тем, что она "молодая наука"; ее состояние несравнимо с состоянием, например, физики на ее ранних стадиях. (Скорее, оно сопоставимо с некоторыми областями математики. Теория множеств.) Ведь в психологии сосуществуют экспериментальные методы и путаница понятий. (Как в другом случае [в теории множеств]: методы доказательства и концептуальная путаница.)

Существование экспериментального метода позволяет полагать, будто мы располагаем средством справиться с беспокоящей нас проблемой; однако проблема и метод лежат здесь в разных плоскостях.

В связи с математикой возможно исследование, совершенно аналогичное нашему исследованию в психологии. Это исследование столь же мало математично, сколь мало в нашем случае оно психологично. В таком исследовании нет вычислений, так что оно не является, например, логистикой. Его можно было бы назвать исследованием "оснований математики".

17 Непереводимая игра слов: Ei (Эй!) и Ei (яйцо). Перев.

18 Акта подразумевания, направленности мысли на ее предмет.

19 J a s t r o w. Fact and Fable in Psychology.

Перейти на страницу:

Все книги серии Philosophy

Софист
Софист

«Софист», как и «Парменид», — диалоги, в которых Платон раскрывает сущность своей философии, тему идеи. Ощутимо меняется само изложение Платоном своей мысли. На место мифа с его образной многозначительностью приходит терминологически отточенное и строго понятийное изложение. Неизменным остается тот интеллектуальный каркас платонизма, обозначенный уже и в «Пире», и в «Федре». Неизменна и проблематика, лежащая в поле зрения Платона, ее можно ощутить в самих названиях диалогов «Софист» и «Парменид» — в них, конечно, ухвачено самое главное из идейных течений доплатоновской философии, питающих платонизм, и сделавших платоновский синтез таким четким как бы упругим и выпуклым. И софисты в их пафосе «всеразъедающего» мышления в теме отношения, поглощающего и растворяющего бытие, и Парменид в его теме бытия, отрицающего отношение, — в высшем смысле слова характерны и цельны.

Платон

Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука

Похожие книги

Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Искусство статистики. Как находить ответы в данных
Искусство статистики. Как находить ответы в данных

Статистика играла ключевую роль в научном познании мира на протяжении веков, а в эпоху больших данных базовое понимание этой дисциплины и статистическая грамотность становятся критически важными. Дэвид Шпигельхалтер приглашает вас в не обремененное техническими деталями увлекательное знакомство с теорией и практикой статистики.Эта книга предназначена как для студентов, которые хотят ознакомиться со статистикой, не углубляясь в технические детали, так и для широкого круга читателей, интересующихся статистикой, с которой они сталкиваются на работе и в повседневной жизни. Но даже опытные аналитики найдут в книге интересные примеры и новые знания для своей практики.На русском языке публикуется впервые.

Дэвид Шпигельхалтер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Физика повседневности. От мыльных пузырей до квантовых технологий
Физика повседневности. От мыльных пузырей до квантовых технологий

Почему при течении воды в реках возникают меандры? Как заставить бокал запеть? Можно ли построить переговорную трубку между Парижем и Марселем? Какие законы определяют форму капель и пузырьков? Что происходит при приготовлении жаркого? Можно ли попробовать спагетти альденте на вершине Эвереста? А выпить там хороший кофе? На все эти вопросы, как и на многие другие, читатель найдет ответы в этой книге. Каждая страница книги приглашает удивляться, хотя в ней обсуждаются физические явления, лежащие в основе нашей повседневной жизни. В ней не забыты и последние достижения физики: авторы посвящают читателя в тайны квантовой механики и сверхпроводимости, рассказывают о физических основах магнитно-резонансной томографии и о квантовых технологиях. От главы к главе читатель знакомится с неисчислимыми гранями физического мира. Отмеченные Нобелевскими премиями фундаментальные результаты следуют за описаниями, казалось бы, незначительных явлений природы, на которых тем не менее и держится все величественное здание физики.

Андрей Варламов , Аттилио Ригамонти , Жак Виллен

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература