Философские обители

Другой автор[377] распространяется о мифогерметической птице ещё более подробно, сообщая некоторые детали, о которых обычно умалчивают. «Кесарь птиц, — говорит он, — есть чудо естества[378], пожелавшего на этом примере показать, на что оно способно, и, само представ Фениксом, породило Феникса. Оно волшебным образом его украсило, сотворив ему королевское оперенье, роскошный хохолок и такой яркий гребешок, что кажется, будто у него на голове серебряный полумесяц или золотая звезда. Тело и пух у птицы как бы позолоченные и переливаются всевозможными цветами. Перья алые, лазурные, золотистые, серебристые, огненно-рыжие. На шее словно ожерелье из драгоценных камней, многообразием окраски превосходящее радугу. Хвост цвета неба усеян блёстками, словно звёздами. Контурные перья и вся спина как будто усыпаны разноцветными примулами. Глаза Феникса сверкают, пылают — вылитые звёзды, ноги золотые, а когти ярко-красные. У Феникса гордая осанка, и весь его вид говорит о том, что он понимает, сколь высоко его положение, и даёт всем почувствовать своё императорское величие. Даже плоть у него царская — источает лишь капли фимиама и елей. Ещё когда он был в колыбели, небо, по словам Лактанция, изливало на него нектар и амброзию. Феникс — единственный свидетель всех мировых эпох, он видел, как золотые души золотого века превращались в серебряные, потом в медные и, наконец, в железные. Он единственный не покидал небо и землю. Он единственный смеётся над смертью, делает её своей кормилицей и матерью, заставляет её порождать жизнь. Когда он чувствует себя обременённым годами, одряхлевшим, удручённым долгой чередой лет, он уступает естественному желанию возродиться к новой жизни посредством чудесной кончины. Тогда он готовит себе место, которое одно на свете не имеет названия: это не гнездо, не колыбель, не родильная, так как здесь он прощается с жизнью, но это и не могила, не гроб, не погребальная урна, так как здесь он вновь обретает жизнь. Таким образом, я не знаю, что оказывается ещё одним неодушевлённым фениксом, который одновременно гнездо и могила, матка и склеп, жертвенник жизни и жертвенник смерти, предназначенные для Феникса. Как бы то ни было, там, на дрожащих ветвях пальмы (palme)[379], он укладывает стебли коричного дерева и ладан, на ладан кладёт кассию, на кассию белоус, затем с несчастным видом вверяя свою судьбу Солнцу, своему убийце и отцу, взбирается на этот благоухающий костёр, дабы сбросить с себя бремя лет. Идя навстречу законным желаниям птицы, Солнце зажигает костёр, который, расточая аромат, обращает всё в пепел и тем самым возвращает Птицу к жизни. Бедное естество, содрогаясь от мысли, что потеряет своё место в этом великом мире, приказывает всему замереть. Тучи не осмеливаются уронить ни одной капли ни на пепел, ни на землю, и даже самые злые ветры страшатся дуть. Властвует лишь Зефир, верх берёт весна, а пепел по-прежнему недвижим. Тогда естество убеждается, что всё благоприятствует возвращению к жизни его Феникса. О великое чудо божественного провидения! Почти тут же холодный пепел, не желая больше видеть естество в скорби и страхе, согревается не знаю каким образом жаркими золотыми лучами Солнца и превращается в червячка (petit ver), затем в яйцо, и, наконец, в Птицу в десять раз прекраснее прежней. Можно подумать, что всё кругом возродилось, так как небо, пишет Плиний, возобновляет своё вращение, свою нежную музыку, и четыре стихии вдруг весело затягивают мотет во славу природы, чтобы воспеть воскрешение Птиц и мира» [XXXVI].

XXXVI. Руан. Особняк Бургтерульд (XVI в.). Бессмертный Феникс.

Как и на дампьерских кессонах, на панно с тремя деревьями во дворце в Бурже есть надпись. На кромке, украшенной ветвями и цветами, внимательный зритель обнаружит отдельные умело замаскированные буквы. Соединив их, мы получим одно из любимых изречений великого мастера Жака Кёра:

DE.MA.JOIE.DIRE.FAIRE.TAIRE.

С радостью говорить, делать, молчать