Философские обители

Наряду с гербами наследственной аристократии имелись и говорящие гербы, части которых складывались в виде ребуса. Эти последние принадлежали недворянам, которые приобретали титул за деньги. В гербе парижского эдила 1604 г. Франсуа Мирона было изображено круглое зеркало (miroir rond). Выходец из того же сословия, настоятель лондонского монастыря св. Варфоломея некто Болтон, занимавший эту должность с 1532 по 1539 г., распорядился вырезать свой герб на эркере трифория, откуда он наблюдал за благочестивыми занятиями своих монахов. Герб представлял собой стрелу (bolt), перечёркивающую бочонок (tun), откуда Болтон [VI]. В своих Загадках парижских, улиц[67] только что упомянутый нами Эдуар Фурнье, проведав о столкновениях Людовика XIV с Лувуа во время строительства Дома инвалидов в Париже из-за того, что министр хотел поместить свой «герб» рядом с гербом короля вопреки повелениям последнего, пишет, что «Лувуа умудрился увековечить своё имя на Доме инвалидов не менее действенным способом.

VI. Лондон. Церковь св. Варфоломея. Трифорий. Большое окно настоятеля Болтона

Войдите в главный двор Дома инвалидов, посмотрите на мансарды, венчающие фасады монументального четырёхугольного здания, внимательно вглядитесь в пятую из тех, что расположены над восточной галереей рядом с церковью. На мансарде необычное украшение — верхняя часть туловища волка. Волчьи лапы с двух сторон нацелились на слуховое окно, голова наполовину скрыта пальмовыми ветками, горящий взор устремлён во двор. Не сразу догадаешься, что здесь игра слов, какая часто бывает на говорящих гербах, и в этой запечатлённой в камне игре слов — своеобразный реванш тщеславного министра. Волк смотрит, волк видит (loup voit) — эмблема Лувуа! Во избежание сомнений, он распорядился на мансарде справа вырезать взрывающуюся бочку с порохом, символ войны (Лувуа рьяно исполнял должность военного министра), на мансарде слева — плюмаж из страусиных перьев, символ знатного и могущественного сеньора, за какого он себя выдавал, а на двух других мансардах того же ряда — сову и летучую мышь, олицетворявших бдительность, его главную добродетель. Кольбер, разбогатевший таким же образом, как и Лувуа, и так же претендовавший на благородное происхождение, по примеру Лувуа, выбравшего волка, взял себе эмблемой ужа (лат. coluber)».

В наши дни вкус к ребусу, последнему отголоску священного языка, в значительной степени утерян. Его уже больше не прививают, и интересуют сегодня ребусы разве что школьников. Перестав служить для расшифровки геральдических загадок, ребус лишился былого эзотерического значения. Ныне ребусы помещают на последние страницы журналов, где их роль — чисто развлекательная — сводится к иллюстрации тех или иных пословиц. Время от времени, правда, делаются робкие попытки приспособить это утерявшее всякий смысл искусство к целям рекламы. Так поступила, в частности, одна крупная современная фирма по производству швейных машинок. На её рекламном плакате женщина работает на машинке внутри огромной буквы S. «S» — начальная буква фамилии фабриканта, сам же ребус расшифровывается просто: cette femme coud dans sa grossesse (эта женщина шьёт, будучи беременной)[68] — явный намёк на плавную работу механизма.

Время, разрушающее и уничтожающее плоды человеческой деятельности, не пощадило и древний герметический язык. Равнодушие, невежество и забвение довершили гибельное действие веков. Однако нельзя утверждать, что это искусство исчезло без остатка. Немногие посвящённые хранят знание его правил и умеют использовать его возможности для передачи тайных истин или для лучшего запоминания при обучении.

В 1843 г. новобранцы 46-го пехотного полка парижского гарнизона могли каждую неделю созерцать во дворе казармы Луи Филиппа необычного профессора. По словам очевидца — нашего родственника, в ту пору унтер-офицера, прилежно посещавшего его занятия, — это был небрежно одетый молодой человек с ниспадавшими на плечи локонами, чьё лицо, очень выразительное, носило отпечаток глубокого ума. По вечерам он за умеренную плату преподавал всем желающим историю Франции, опираясь, как он утверждал, на приём, известный с незапамятных времён. Его занятия, привлекшие немало слушателей, основывались, по существу, на традиционной фонетической кабале[69].

Несколько примеров, сохранившихся в нашей памяти, помогут кратко изложить суть этого метода.

После ознакомления с десятком условных знаков, предназначенных, сообразно их форме и компоновке, для запоминания исторических дат, преподаватель начертил на доске простенькую диаграмму, в некоторой степени — иероглиф изучаемой эпохи.