Но века не пощадили и христианство, расколов его на католиков, протестантов и православных. Именно последних Соловьёв считал способными выполнить великую объединительную миссию, учитывая особенности русского национального характера. Но о характере позже, а пока отметим, что и в православии, на соловьёвский взгляд, хватает изъянов. Храня букву вероучения, православные забыли о духе, который требует свободы и творческого подхода к религиозным догмам. Поэтому к вселенской церкви приведёт только синтез конфессий. Надо соединить христианство с жизнью, привести её в согласие с разумом, потому что истинная обязанность религии — бороться за единение и нравственное возрождение человечества. Этому, по его мнению, поможет изучение философии, богословия, истории и других наук. Одухотворённое общество приблизит людей к «царству Божию» с помощью теократического государства. Христианская теократия, по Соловьёву, — это добровольный богочеловеческий союз, где первосвященник пасёт своё христово стадо, монарх правит согласно указаниям первосвященника, а пророк наставляет того и другого. Так же кротко подчиняются своим вождям — духовному и мирскому — и все христиане мира. В результате — никаких смут и инакомыслия, мир между народами и классами, справедливость и любовь. Даже в животном мире перемены: все животные становятся друзьями человека…
Конечно, это была очередная утопия. Свободная теократия — это что-то вроде горячего снега. Как жить во всеобщем христианском мире нехристианам — об этом и речи нет. Под теократическим государством надо понимать, конечно, Россию, которая станет великой империей будущего и поведет за собой все народы к Христу.
Кое-что о национальной самобытности
Соловьёва не зря называли славянофилом. Действительно, он считал, что великое историческое призвание набожного русского народа заключается в том, чтобы привести другие народы к вселенскому единству. Однако славянофильство его было особым, потому что больше всего он презирал модных идолов, которых его современники делали и из западных социалистических идей, и из восточного православия, и из русской самобытности. Если Россия призвана объединить народы, то надо не кичиться самобытностью, а войти в общую жизнь христианского единства, чтобы выполнить свою миссию. Кто хочет на деле продемонстрировать самобытность, тот и думать должен о деле, о том, как лучше его осуществить. По этому поводу философ высказывался без обиняков: «Если национальность хороша, то самое лучшее решение выйдет и самым национальным, а если она не хороша, так и чёрт с нею».
У славянофилов же поклонение своему народу, как носителю вселенской правды, обернулось агрессивным национализмом. Их рассуждения свелись к тому, что если государство наше самое большое, то и народ самый сильный, а, значит, и самый лучший. Отсюда уже следуют и кое-какие особые права: покорять другие народы или, по крайней мере, занять среди них почётное место. Соловьёв был уверен, что национализм, пробуждая грубые инстинкты, лишь понижает духовный уровень народа, в то время как истинно народный характер рождает людей мирового масштаба. Значит, надо не тратить силы на распознавание национальных особенностей, а приложить их к делу. Высшим и самым патриотичным делом философ считал водворение правды Божией на земле. Не ненависть к инородцам, а реальная любовь к своему народу, служение ему и одновременно — всему человечеству.
К европейскому просвещению Соловьёв относился сдержанно, считая, что оно отрицает духовное, нравственное начало и в таком виде не нужно русскому народу. Восстановить в себе русский национальный характер можно лишь освободив сердце от «житейской дряни». Истинно русский человек в его представлении «полон благоволения» к добру, красоте и правде в каждом смертном. Если и есть в нашем характере что-то особенное и святое, то это смирение, жажда духовного равенства, соборность сознания.
Чтобы проявился истинно христианский характер России, Соловьёв советовал для начала отказаться от национального эгоизма и перестать угнетать соседей: «Сила, даже победоносная, ни на что не пригодна, когда ею не руководит чистая совесть». Раскаяться в исторических грехах, отказаться от политики русификации народов — вот путь осуществления национальной идеи.