не имеют значения. Важно и составляет сущность жизни одно:
торое смотрит человек на мир, вернее же, выработка того глаза, того органа, которым человек, вообще живущее существо видит, познает мир.
2) Прекрасная пословица:
пока человек жив, он не может весь не отдаваться интересам это-
го мира. От этого так страшна смерть, когда человек, полный
жизни, думает о ней. Когда же приближается смерть раной, бо-
лезнью, старостью, человек перестает думать о живом, и смерть
перестает быть страшною.
3) Смерть — это захлопнутое окно, через которое смотрел на
мир, или опущенные веки и сон, или переход от одного окна к
другому.
4) Чем глупее, безнравственнее то, что делают люди, тем тор-
жественнее. Встретил на прогулке отставного солдата, разгово-
рились о войне. Он согласился с тем, что убивать запрещено Бо-
гом. Но как же быть? — сказал он, придумывая самый крайний
случай нападения, оскорбления, которое может нанести враг. —
Ну, а если он или осквернит или захочет отнять святыню?
— Какую?
— Знамя.
1Я чувствую себя
110
Я видел, как освящаются знамена. А папа, а митрополиты, а
Царь. А суд. А обедня. Чем нелепее, тем торжественнее.
5) Видел сон. Я разговариваю с Гротом и знаю, что он умер, и
все-таки спокойно, не удивляясь, разговариваю. И в разговоре хочу
вспомнить чье-то суждение о Спенсере или самого Спенсера, что
тоже не представляет во сне различия. И это рассуждение я знаю
и говорил уже прежде. Так что рассуждение это было и прежде и
после. — То, что я разговаривал с Гротом, несмотря на то, что он
умер, и то, что рассуждение о Спенсере было и прежде и после и
принадлежало и Спенсеру и другому кому-то, — все это не менее
справедливо, чем то, что было в действительности, распределен-
ное во времени. Во сне часто видишь такие вещи, которые, когда
их наяву распределяешь во времени, кажутся нелепыми, но то, что о себе узнаешь во сне, зато гораздо правдивее, чем то, что о
себе думаешь наяву. Видишь во сне, что имеешь те слабости, от
которых считаешь себя свободным наяву, и что не имеешь уже
тех слабостей, за которые боишься наяву, и видишь, к чему стре-
мишься. Я часто вижу себя военным, часто вижу себя изменяю-
щим жене и ужасаюсь этого, часто вижу себя сочиняющим толь-
ко для своей радости.
Сон, который я видел нынче, навел меня на мысль о том. Сно-
видения ведь это — моменты пробуждения. В эти моменты мы
видим жизнь вне времени, видим соединенным в одно то, что
разбито по времени; видим сущность своей жизни: — степень
своего роста.
Записать надо следующее:
1) Как много определений свободы, и мне думается, все не-
верны. Свобода людей внешняя возможна только тогда, когда
люди перестанут употреблять насилие. И потому в рассуждени-
ях о свободе нужно говорить не о том, в чем свобода, а о том, в
каких случаях люди считают законным насилие.
2) Общее правило, не парадокс: чем глупее, часто безнрав-
ственнее дело, тем оно обставляется большей торжественностью: Папа, архиереи, парламенты, богослужения, коронации, знаме-
на, театры, оперы, бордели.
3) Я видел сон, который уяснил многое, именно то, что сон
соединяет в одно то, что в действительности разбивается по вре-
мени, пространству, причинности. Вижу, что я с Гротом (он умер
и жив) говорю о Спенсере и хочу сказать то, что знаю, но забыл и
ill
вспоминаю. Я говорю потом с Маевским, он молод, а я знаю, что он
умер стариком. Он рассказывает о своем способе решения уравне-
ний высших степеней, когда три величины известны. Я говорю, что
это всегда решается, но он говорит, что х не просто х, а икс иксов.
Это говорит кто-то другой, который и Кузминский, и Николинька, и
еще кто-то, который тут же был и не был. Маевский рассказывает
что-то, но я занят своими мыслями и не слушаю, слышу только ко-
нец тот, что меня выпустили откуда-то и что за мной могут прийти, и
я боюсь. Играет ли он в шахматы? я спрашиваю. Нет, а мы играем. И
Николинька — он же Сережа, и он же Водовозов. Оказывается, что
тот, другой, был Водовозов. Маевский говорит, что я бледен. Я чув-
ствую, что это не может быть иначе, потому что то, что я сделал, было очень дурное дело. Я его сделал и теперь делаю и прошу его не
говорить этого жене, которая сейчас придет сюда и откроет мое пре-
ступление. Преступление в том, что я не мог остановить что-то ужас-
ное. Мы выходим в переднюю, там маленький солдат.
— Что ты?
— К вашему сиятельству покойника.
Смотрю, в углу передней большая куча веретей прикрывает, очевидно,тело.
Оказывается, что я сделал что-то дурное, и не я, а многие, и
мы ушли. Я думал, что я уйду. Но вот привезли, и я просыпаюсь.
Нет личности, нет времени, нет пространства, нет причинности.
4) В пробуждении все, что кажется последовательным, скла-
дывается в один момент. То же и в жизни: последовательность
времени и причинности мы делаем — ее нет. Мне становится
страшно, что я заглядываю туда, куда не следует заглядывать.
5) Как только есть Бог, так все люди в одинаковой зависимости