Лоренцо замолчал, словно комок, застывший в горле, мешал ему говорить. Джироламо почтительно ждал, не решаясь прервать поток мыслей господина. Наконец глава семьи Медичи с горечью продолжил:
– Я всегда считал, что искусство, красота, знания куда важнее моих торговых флотилий, бороздящих океан, и банков Медичи, опутавших сетью всю Европу. Но сейчас, когда казна пуста, банк на грани разорения и коммерция почти не приносит прибыли, я задаю себе вопрос: имел ли я право заниматься только прекрасным и духовным, оставляя менее интересное, рутинное добывание денег другим? Что бы сказал мой дед Козимо, мой отец Пьетро, если бы увидел, что я растратил все богатство семьи, оставив моих детей на грани нищеты! Ты думаешь, я ошибался, скажи мне честно, Джироламо?
– Нет, вы не ошиблись, правитель, – искренне произнес тогда Джироламо.
– Тогда ты должен мне помочь, слушай внимательно…
Почему он тогда не отказался от сумасшедшего предложения Медичи, Джироламо не знал. В тот момент все это ему казалось захватывающей авантюрой. Подумать только, он мог прикоснуться наконец к многовековой тайне, проникнуть в секреты великого эликсира. Только Фортунате было известно, почему он отправился в Московию. Но девочка умела держать язык за зубами, хотя до самого его отъезда пыталась отговорить отца от этой затеи. Для нее внушающая ужас репутация книги была правдой, для него – сказками для легковерных. Его девочка оказалась права! «Что будет с моей дочерью? Я должен был защищать ее и обеспечить ее будущее, найти достойного мужа и наслаждаться жизнью в окружении внуков… Вместо этого я бросил собственное дитя на произвол судьбы, погнавшись за миражом!» – беспощадной ясностью пронзила его мысль. Джироламо застонал, сознание оставляло его, и он с отчаянием цеплялся за его последние проблески.
Узник слабел, мысли путались, но боль, неумолимая, сжигающая медленной пыткой боль оставила его. Он уже не чувствовал свое измученное тело, и только мозг продолжал жить в этой становившейся все более ненужной оболочке. Джироламо пытался вспомнить глаза умершей так рано жены Джулии, потом перед ним, словно наяву, предстала маленькая девочка, до странности похожая на Фортунату в детстве. Она улыбнулась, показывая рукой куда-то вдаль, и спросила чистым, как ручей, голосом:
– Ты боишься, отец?
– Не знаю, – прошептал Джироламо.
– Помнишь, ты мне рассказывал про Дорогу Света, ты думаешь, она существует?
– Не знаю, – снова прошептал Джироламо и заплакал, – Фортуната, прости меня, Фортуната!
Но девочка исчезла, и на ее месте появилась фигура одетого во все белое старца с удивительно голубыми, прозрачными глазами. Теплый и свежий ветерок коснулся лица Джироламо, и он уже больше не чувствовал промозглого смрада подземелья. Старик заговорил мягким, словно льющимся голосом. И слова, произнесенные им, были последними, что услышал Джироламо.
– Не бойся, Джироламо, и следуй за мной. Не забывай, что ты несешь в себе лучшее, но ты не знаешь его, ты не чувствуешь его. Раскрой глаза души своей. Здесь заканчивается твой путь и здесь начинается. Твое тело остается здесь, оно – всего лишь прах и к праху возвращается, а душа твоя возвращается в мир, который ее породил. Помнишь твоего учителя, Джироламо. Он говорил тебе, что нужно слушать истину в себе и следовать бесконечному в Пространстве и во Времени. Когда ты научишься слышать песню звезд, видеть гармонию сфер и чувствовать Его дыхание, только тогда ты станешь по-настоящему свободным. И теперь ты свободен, Джироламо, ты по-настоящему свободен…
Глава 8
Знакомые все лица…
– Мама, прекрати, пожалуйста, ты ничего этим не добьешься. В конце концов жизнь сама по себе является занятием вредным и небезопасным. Если бы мы хоть на минутку задумались, что наш самый простой жест имеет огромное количество последствий, мы бы просто остановились навсегда.
– Перестань переливать из пустого в порожнее! Мы говорим о вполне реальных и земных вещах – таких, как твоя собственная безопасность. И она мне абсолютно не безразлична. Ты понимаешь это или нет? – Голос Екатерины Дмитриевны задрожал.
– Я все это прекрасно понимаю, но уверяю тебя, что ни на какой риск я не иду. Я занимаюсь историей средневековой Москвы по просьбе Алеши. Ты знаешь про его грант, в нем предусмотрена оплата работы ассистента. Вот я и являюсь этим самым ассистентом. Какая опасность мне может грозить в архиве: коробка с бумагами на голову свалится или железной дверью палец прищемит? Мама, будь разумной! – терпеливо объясняла Кася.