Читаем Философский постгуманизм полностью

КАКОВЫ генеалогические корни трансгуманизма? Наше исследование трансгуманизма[34] мы начнем с изучения происхождения самого этого термина. Глагол «trasumanar», обозначающий выход за пределы человека, можно найти уже в Comedìa (1304–1321), позже получившей известной как La Divina Commedia, то есть в «Божественной комедии» Данте Алигьери (1265–1321). Однако Данте использовал этот глагол совсем не так, как его используют сегодня: особое состояние «trasumanar», выхода за пределы человеческого, испытывается самим Данте (как героем «Божественной комедии») в присутствии Бога[35]. Подобным образом Т. С. Элиот (1888–1965) в своей пьесе «Коктейльная вечеринка» [Eliot, 1950] использует этот глагол для обозначения рисков, встречающихся человеку, стремящемуся к просветлению[36]. Термин «транс-гуманизация» можно также встретить в работе «Сущность идеи демократии: биологический подход» [Teilhard de Chardin, 1949], включенной в посмертный сборник Тейяра де Шардена «Будущее человечества» [Teilhard de Chardin, 1959] – у него этот термин приобретает широкий смысл, связанный с этикой, политикой и духовностью[37]. Влияние Тейяра де Шардена на трансгуманизм недооценивалось [Steinhart, 2008]. Как известно, трансгуманистическое движение считает ближайшим источником трансгуманизма как современной философской позиции работы Джулиана Хаксли (1887–1975), эволюционного биолога и брата Олдоса Хаксли (1894–1963). Часто упускают из виду интеллектуальную связь Тейяра де Шардена и Хаксли, но важно отметить, что Хаксли разделял подход Тейяра де Шардена к эволюции как процессу, который ведет к расширению сознания, и написал введение к ключевой работе Тейяра де Шардена «Феномен человека» [Teilhard de Chardin, 1955; Тейяр де Шарден, 1987[38]]. Хаксли, основываясь на своем диалоге с Тейяром де Шарденом, придумал термин «трансгуманизм», который стал названием одной из глав его книги «Новые меха для нового вина» [Huxley, 1957]. Вот как начинается эта глава: «В результате миллиардов лет эволюции вселенная приобретает самосознание, способность в какой-то мере понимать свою прошлую историю и свое возможное будущее. Это космическое самосознание реализуется в микроскопическом фрагменте вселенной – в нас, горстке людей [курсив мой. – Ф. Ф.]» [Ibid., p. 13]. Важно отметить, что это расширение сознания не является децентрализованным: трансгуманизм Хаксли является антропоцентрическим, основанным на исключительности человека. С его точки зрения, человек уникален; подобная онтологическая привилегия по большей части сохранится, как мы вскоре увидим, и в современных версиях трансгуманизма.

Почему концепция Джулиана Хаксли была антропоцентрической? Исключительность человека постоянно подчеркивается в упомянутой главе, и в итоге указывается на то, что «ответственность и судьба человека» в том, чтобы «быть агентом всего остального мира» [Ibid.]. Хаксли утверждает: «Словно бы человек был внезапно назначен управляющим директором самой большой фирмы, фирмы эволюции… Более того, он не может от этой работы отказаться» [Ibid., p. 13–14]. Главные – это люди (или, говоря точнее, «мужчины», о которых обычно как раз и шла речь в том языке, в котором еще не использовались гендерно-нейтральные конструкции). Этот аспект будет поставлен под вопрос постгуманизмом, который критически осмысляет понятие антропоцентризма и антропоцентрические привычки и дискурсы, поддерживающие привилегию человека, а потому он может определяться в качестве пост-антропоцентризма. С другой стороны, хотя антропоцентризм и не ставится в должной мере под вопрос современным трансгуманизмом, в предложении Хаксли есть определенный момент, который, возможно, дистанцирует его от идей современного трансгуманизма. Так, он утверждал: «нам нужно найти название для этой новой веры. Возможно, подойдет название трансгуманизма; который говорит о человеке, который, оставаясь человеком [курсив мой. – Ф. Ф.], превосходит самого себя, осуществляя новые возможности своей человеческой природы» [Huxley, 1957, p. 17]. Одно из главных положений современного трансгуманизма состоит в том, что человечество должно пережить исторический перелом, который позволит людям перейти к следующему этапу эволюционного развития. Хаксли разделял это представление («человеческий вид окажется на пороге бытия нового типа» [Ibid.], однако, с его точки зрения, «человек останется человеком», тогда как, с точки зрения современных трансгуманистов, некоторые люди превратятся в иные виды благодаря развитию различных технологий[39]. Давайте разберемся с этим, для чего рассмотрим современный трансгуманистический сценарий.

Глава 5

Современный трансгуманизм(ы)

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Агнец Божий
Агнец Божий

Личность Иисуса Христа на протяжении многих веков привлекала к себе внимание не только обычных людей, к ней обращались писатели, художники, поэты, философы, историки едва ли не всех стран и народов. Поэтому вполне понятно, что и литовский религиозный философ Антанас Мацейна (1908-1987) не мог обойти вниманием Того, Который, по словам самого философа, стоял в центре всей его жизни.Предлагаемая книга Мацейны «Агнец Божий» (1966) посвящена христологии Восточной Церкви. И как представляется, уже само это обращение католического философа именно к христологии Восточной Церкви, должно вызвать интерес у пытливого читателя.«Агнец Божий» – третья книга теологической трилогии А. Мацейны. Впервые она была опубликована в 1966 году в Америке (Putnam). Первая книга трилогии – «Гимн солнца» (1954) посвящена жизни св. Франциска, вторая – «Великая Помощница» (1958) – жизни Богородицы – Пречистой Деве Марии.

Антанас Мацейна

Философия / Образование и наука
Философия
Философия

Доступно и четко излагаются основные положения системы философского знания, раскрываются мировоззренческое, теоретическое и методологическое значение философии, основные исторические этапы и направления ее развития от античности до наших дней. Отдельные разделы посвящены основам философского понимания мира, социальной философии (предмет, история и анализ основных вопросов общественного развития), а также философской антропологии. По сравнению с первым изданием (М.: Юристъ. 1997) включена глава, раскрывающая реакцию так называемого нового идеализма на классическую немецкую философию и позитивизм, расширены главы, в которых излагаются актуальные проблемы современной философской мысли, философские вопросы информатики, а также современные проблемы философской антропологии.Адресован студентам и аспирантам вузов и научных учреждений.2-е издание, исправленное и дополненное.

Владимир Николаевич Лавриненко

Философия / Образование и наука