Читаем Философский постгуманизм полностью

Трансгуманистическая слепая вера в технологию часто приводит к проектам техноцентрического преодоления биологии. Например, в своей работе «Сингулярность близка: когда люди преодолеют биологию» Рэй Курцвейл, отец движения сингулярности, предсказывает человеческую эволюцию: «У нас по-прежнему будут человеческие тела, но они станут изменчивыми проекциями нашего разума… В конечном счете люди, построенные как программное обеспечение, преодолеют жесткие ограничения людей, известных нам сегодня, и уйдут далеко вперед» [Kurzweil, 2005, p. 324–325]. Безусловно, в этих предсказаниях немало футуристического энтузиазма, но с постгуманистической точки зрения они основываются на онтологической ошибке, которая ослабляет их эффект. В терминологии Курцвейла обнаруживается дуалистическое понимание бытия: «мы» (сознания) против «них» (тел). Лишив человеческое бытие плоти и став «изменчивыми проекциями нашего разума», «мы» «преодолеем жесткие ограничения людей, известных нам сегодня», причем, строго говоря, такими ограничениями являются сами наши плотские тела[56]. Большая часть постгуманистических споров посвящена переосмыслению человека в контексте технологии, которая, таким образом, получает первостепенную роль в вопросе перехода к следующему этапу человеческой эволюции. В «Эпохе духовных машин» Курцвейл пишет: «Внедрение технологии – не просто частное дело одного из бесчисленных видов, населяющих Землю. Это поворотное событие в истории планеты. Величайшее творение эволюции – человеческий интеллект – создает средства для следующего этапа эволюции, каковым является технология» [Kurzweil, 1999, p. 35]. В его эволюционной интерпретации человеческий разум становится «величайшим творением эволюции» (но, скромно спросим мы, с какой точки зрения?), тогда как технология определяется как его достойный преемник[57]. В эпоху антропоцена, когда каждый год из-за человеческой деятельности вымирают сотни тысяч нечеловеческих видов (см.: [Chivian, Bernstein, 2008]), триумфальный подход Курцвейла к эволюции, основанный на антропоцентрических и техноцентрических посылках, возможно, разочарует его читателей. Хотя у постгуманизма и трансгуманизма и в самом деле есть общий интерес к технологии, осмысляют они ее совершенно по-разному. Трансгуманизм создает глубокую визионерскую идею технологии, с которой должен согласиться всякий, кто заинтересован в исследовании имеющихся уже сегодня или гипотетических потенций технологии; но некоторые его пределы обнаруживаются в некритическом воспроизведении антропоцентрических и дуалистических тенденций, которые могут привести к техноцентрическим перегибам и иллюзиями. Постгуманистическая критическая рефлексия технологии способна углубить понимания этих вопросов, введя такие понятия, как телесность и «поэзис». Разберемся, почему это так.

Глава 8

Постгуманистические технологии как раскрытия потаенного

ПОЧЕМУ технология важна для обсуждения постгуманизма? Исторические и онтологические аспекты технологии представляются ключевой проблемой, когда встает задача верно понять программу постгуманизма. Однако постгуманизм отстаивает пост-централизацию, то есть не признает наличия одного-единственного центра своих интересов. В технологии он видит определенную черту устройства человека, но не свой главный предмет, который сводил бы его собственное теоретическое начинание к той или иной форме техноредукционизма. Технология – это не «другой», которого надо бояться или против которого надо восставать, как предполагает неолуддитская позиция; но в то же время не обладает она и теми богоподобными характеристиками, которые приписываются ей некоторыми школами трансгуманизма, которые считают технологию внешним источником, способным обеспечить человечеству место в постбиологическом будущем. Общим для трансгуманизма и постгуманизма является понятие техногенезиса, на которое Кэтрин Хейлз указала в своей работе «Борьба с трансгуманизмом» [Hayles, 2008]: «Технология участвует в спиральной динамике коэволюции с человеческим развитием. Эта посылка, известная под названием техногенезиса, мне представляется убедительной и, по сути, практически неопровержимой» [Hayles, 2011, p. 216][58]. Неразделенность областей человеческого и технического имеет существенное значение для понимания постчеловека и будет исследоваться не только как антропологическая (см.: [Gehlen, 1957]) или палеонтологическая (см., например: [Leroi-Gourhan, 1943; 1964]), но также и как онтологическая проблема. «Техно» техногенезиса в этой рамке будет интерпретироваться с опорой на работы Мартина Хайдеггера (1889–1976).

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Агнец Божий
Агнец Божий

Личность Иисуса Христа на протяжении многих веков привлекала к себе внимание не только обычных людей, к ней обращались писатели, художники, поэты, философы, историки едва ли не всех стран и народов. Поэтому вполне понятно, что и литовский религиозный философ Антанас Мацейна (1908-1987) не мог обойти вниманием Того, Который, по словам самого философа, стоял в центре всей его жизни.Предлагаемая книга Мацейны «Агнец Божий» (1966) посвящена христологии Восточной Церкви. И как представляется, уже само это обращение католического философа именно к христологии Восточной Церкви, должно вызвать интерес у пытливого читателя.«Агнец Божий» – третья книга теологической трилогии А. Мацейны. Впервые она была опубликована в 1966 году в Америке (Putnam). Первая книга трилогии – «Гимн солнца» (1954) посвящена жизни св. Франциска, вторая – «Великая Помощница» (1958) – жизни Богородицы – Пречистой Деве Марии.

Антанас Мацейна

Философия / Образование и наука
Философия
Философия

Доступно и четко излагаются основные положения системы философского знания, раскрываются мировоззренческое, теоретическое и методологическое значение философии, основные исторические этапы и направления ее развития от античности до наших дней. Отдельные разделы посвящены основам философского понимания мира, социальной философии (предмет, история и анализ основных вопросов общественного развития), а также философской антропологии. По сравнению с первым изданием (М.: Юристъ. 1997) включена глава, раскрывающая реакцию так называемого нового идеализма на классическую немецкую философию и позитивизм, расширены главы, в которых излагаются актуальные проблемы современной философской мысли, философские вопросы информатики, а также современные проблемы философской антропологии.Адресован студентам и аспирантам вузов и научных учреждений.2-е издание, исправленное и дополненное.

Владимир Николаевич Лавриненко

Философия / Образование и наука