Философский постгуманизм

Как мы можем заметить, анализ, проведенный де Бовуар, все еще применим и к нашему обществу; однако с одним аспектом ее критики нам стоит поспорить, заняв постгуманистическую точку зрения. Согласно де Бовуар как мыслительнице экзистенциалистского направления, «категория Другой изначальна, как само сознание… это одна из фундаментальных категорий человеческой мысли» [Де Бовуар, 1997, с. 28–29]. Де Бовуар подчеркивает, что такая «Инаковость» полагается не как абсолют, а как отношение: «Между деревнями, кланами, нациями, классами возникают войны, потлачи, сделки, договоры, разные формы борьбы, благодаря которым Другой перестает быть абсолютным понятием и обнаруживает свою относительность. Волей-неволей индивиды и группы вынуждены признать обоюдную направленность своих отношений» [Там же, с. 30][143]. С точки зрения постгуманизма проблематично утверждать, что инаковость – это «одна из фундаментальных категорий человеческой мысли» [Там же, с. 29], поскольку такое утверждение отражает в себе культурное предпочтение, которое не может быть представлено в качестве сущности человека как вида в целом. Как только мы поставим акцент на том, что человек не один, что людей множество, на первый план могут выйти другие понятия и практики – например, взаимозависимость, симбиоз, родство и т. д., которые окажутся не менее фундаментальными, чем категория инаковости, причем эти категории взаимно определяют друг друга[144].

Другой мыслитель, который увидел проблему в подобных структурах, – феминистка и психоаналитик Люс Иригарей (родилась в 1930 году), предложившая особую интерпретацию понятия женщины как Другого. Публикация ее прорывной работы «Зеркало другой женщины» [Irigaray, 1974] привела к ее изгнанию из Университета Париж 8 в Венсене, а также к разрыву с психоаналитиком Жаком Лаканом (1901–1981) и с Фрейдовской парижской школой. Почему интеллектуальный истеблишмент столь болезненно среагировал на идеи Иригарей? Попробуем разобраться с теоретическими следствиями ее подхода. Согласно ей, женщина – это не отличие, не «Другой», как в концепции де Бовуар, а отсутствие или, скорее, такое отсутствие, которое наполняется мужскими проекциями; «ей» не даруется самостоятельная идентичность, пусть даже в качестве Объекта, подчиненного Субъекту, то есть Мужчине. Иригарей заявила, что женщина – не просто зеркало, но «вогнутое зеркало»[145], потенциалы которого можно исследовать: «Но, возможно, за этой зеркальной поверхностью, поддерживающей дискурс, обнаруживается не пустота или ничто, а блистание множества спелеологических поверхностей. Сверкающая и раскаленная вогнутость, в том числе и языка, которая грозит поджечь фетиши-объекты и глаза, залитые золотом» [Ibid., p. 143]. С точки зрения Иригарей, женщина не эссенциализируется в ее отличиях от мужчины, а полагается как отсутствие, которое должно подтверждать существование мужчины посредством мужских категорий и проекций[146]; однако такая вогнутость является «сверкающей и раскаленной», ее нельзя свести к простому вакууму. Исследования де Бовуар и Иригарей – важнейшие источники[147] для работы постмодернистской феминистки и философа Джудит Батлер, чья новаторская книга «Гендерное беспокойство» [Butler, 1990] оказала огромное влияние на феминистскую теорию, исчерпывающим образом разъяснив гендер в качестве повторяющегося перформатива. Батлер поясняет:

Действие гендера требует исполнения, которое повторяется. Такое повторение является повторным разыгрыванием и в то же время повторным переживанием ряда смыслов, которые уже были установлены социально; это мирская, ритуальная форма их легитимации. Хотя существуют индивидуальные тела, которые разыгрывают такие смыслы, осуществляя стилизацию модусов гендера, подобный «акт» является публичным [Butler, 1990, p. 178–179].