А что, если выяснится, что договоренность была только с одной из них? И будет он выкручиваться, все более запутываясь во лжи, вызывая презрение и насмешку? А что, если именно в эту минуту и Нина, и Аннет стоят и ждут его у входа в кинотеатр, не знакомые друг с дружкой, не подозревающие, что подвел их один и тот же идиот?
Нет, пора раз и навсегда покончить с ложью. Отныне он начинает новый этап. Отныне жизнь его будет открытой, логичной, честной и прямой. Как сказал таксист? “Не грызи себя”. Нет ни одной причины, по которой следует скрывать любовь. Пусть об этом знают и Нина, и Аннет. Если он им хоть немного дорог, то почему же они не могут стать дороги друг другу? Наверняка сразу подружатся, у них ведь так много общего: обе души сострадающие, добрые и щедрые сердцем, обеим нравится то, что видится им в нем, Фиме, беспомощностью. Совпадение, но только ли совпадение, что и муж Аннет, и муж Нины в данный момент пребывают в Италии? Кто знает, может, и они там встретились? Может, в эту самую минуту Ери Тадмор и Ури Гефен вместе, сидят с шумной компанией израильтян в римском кафе, обмениваясь своими историями любви и отчаяния. Или спорят о будущем Ближнего Востока, и Ури орудует моими доводами. И на меня, такова уж ирония судьбы, прямо как у Стефана Цвейга или Сомерсета Моэма, на меня возложена миссия устроить встречу двух брошенных женщин, которые непременно подружатся. Их свяжет солидарность и даже определенная интимность. Ибо и Нина, и Аннет желают мне добра.
В фантазиях Фима уже видел, как сидит в темном кинозале, Жан Габен все глубже увязает в связях с жестокой бандой убийц, а он сам обнимает сидящую слева Аннет, правая ладонь укрывает грудь Нины. Ури Гефен в облегченной версии. После фильма он пригласит Аннет и Нину в небольшой ресторанчик за Сионской площадью. Остроумный, неотразимый, спокойный, он позабавит их эротическими историями, искрометными идеями, озарениями, проливающими новый свет на старые проблемы. А когда, извинившись, удалится в туалет, между женщинами состоится торопливый обмен мнениями по поводу его состояния. Обязанности они распределят между собой – распорядок по уходу за Фимой.
Все эти чудесные картины были так сладки, они будто ласкали, гладили его. С детства он любил это чувство защищенности – что взрослые оберегают его, заботятся о нем. Ждут, пока он уснет, вместе планируют праздник в честь его дня рождения. Даже переходят на русский язык, обсуждая подарок, что поразит его, станет настоящим сюрпризом. А если наберется смелости, то под конец вечера пригласит Аннет и Нину поехать к нему и провести ночь вместе. Наверняка возникнет минутное замешательство, но потом они согласятся: Ури же рассказывал, что любовь втроем гипнотизирует женское воображение. И у него случится истинная греческая вакханалия. Вновь он возрадуется. Начнется новый “год козла”.
Несколько минут разворачивал Фима в мечтах детали, раздавал роли, выстраивал картины, режиссировал сцены. Затем, набравшись мужества, поднял трубку и набрал номер адвокатской конторы Нины. В трубке стояла мертвая тишина. Фима набрал номер Аннет. С тем же успехом. Раз пять или шесть попеременно набирал он два номера. В этой стране все разваливается, даже телефонные сети. Транспортные артерии забиты, больницы переполнены, электроснабжение сбоит, университеты переживают банкротство, заводы закрываются один за другим, наука и образование уже на уровне Индии, общественные службы в полнейшем упадке – и все из-за безумия с “территориями”, постепенно подтачивающего страну. Как сказал таксист? “С тех пор как навалился на нас весь этот мусор в шестьдесят седьмом, страна катится в тартарары”.
Фима приподнял телефонный аппарат, с силой шваркнул об стол, потряс, помахал им из стороны в сторону; он уговаривал, увещевал, заклинал, лупил, бросал трубку на рычаг – все тщетно. Пока наконец не сообразил, что винить ему следует себя, ведь сколько уже раз доставал из почтового ящика предупреждения об отключении телефона за неуплату Вот и отключили. Отрезали от мира. И теперь он подобен синагогальному кантору на необитаемом острове.