– Самое лучшее, если и члены правительства тоже станут веселиться. И правительство арабов пусть тоже веселится. И все прочие народы пусть веселятся. Пусть мир веселится. Ведь все мы умрем.
Госпожа Шейнман улыбнулась и чуть ли не подмигнула Фиме. С некоторым подобострастием, призванным сгладить вмешательство незнакомца, она сказала:
– Не обращайте внимания, доктор. У него умерла дочь, умерла жена, братья его тоже умерли. А у него самого ни гроша за душой. Говорит он не от большого ума. Это человек, которого забыл Господь.
Фима порылся в карманах, но нашел только мелочь. Поэтому он попросил хозяйку, чтобы та записала расход на его счет.
– На следующей неделе, когда я получу зарплату…
Но хозяйка прервала его с жаром:
– Ничего-ничего. Не беспокойтесь. – Она даже принесла ему чай, который Фима не заказывал, и заметила: – Все в руках Божьих.
С этим Фима не мог согласиться, но музыка ее слов легла ему на сердце мягким прикосновением, и он вдруг тронул ее натруженную ладонь, от всей души похвалил еду и выразил согласие с тем, что она сказала чуть ранее: “Милосердие – всегда милосердие”.
Однажды, когда Дими было лет восемь, Тед и Яэль вызвонили Фиму в десять утра, чтобы помочь им искать мальчика. Судя по всему, малыш убежал из школы, потому что дети издевались над ним. Фима вызвал такси и помчался на парфюмерную фабрику в иерусалимском квартале Ромена. И действительно нашел в маленькой лаборатории Дими и Баруха: оба склонились над лабораторным столом – седая грива касается белесых вихров – и сосредоточенно выпаривали над пламенем спиртовки какую-то голубоватую жидкость в стеклянной пробирке. Когда Фима вошел, оба замолчали, словно заговорщики, застигнутые с поличным. В те дни Дими их обоих, и Баруха, и Фиму, звал “дедушка”. Отец – его бородка Троцкого дерзко загибалась вверх кривым ятаганом – наотрез отказался открыть Фиме суть опыта: кто знает, на чьей он стороне. Но Дими, серьезный и сосредоточенный, выказал полное доверие и сказал, что Фима никому ничего не расскажет.
– Мы с дедушкой изобретаем аэрозоль против тупости. Если тупость начнет мешать, надо вынуть баллончик, распылить немного, и тупость испарится.
– Боюсь, уже на первом этапе вам придется произвести по меньшей мере сто тонн этого вашего аэрозоля, – сказал Фима.
– А знаешь, Дими, – сказал Барух, – может, мы и впустую стараемся. Людям с добрым сердцем наш препарат не нужен, а заради мерзавцев, мои дорогие, с чего бы нам выкладываться, а? Давайте лучше позабавимся.
И тут же снял трубку телефона и велел принести в лабораторию поднос со сладостями, орехами и фруктами. После Барух нагнулся и вытащил из ящика связку игральных палочек, велел мальчику запереть дверь лаборатории, и до полудня все трое азартно резались в “дук”[21]
.Воспоминание о том окруженном тайной утре засияло перед Фимой, словно чудесная и непостижимая Страна счастья, которого он сам ни разу не испытал, даже в детские свои годы. Тогда в полдень Фима опомнился и доставил Дими к его родителям. Тед вынес приговор: два часа заключения в ванной и два дня домашнего ареста. Фима получил выговор. Он даже немного пожалел, что изобретатели так и не изобретут свой волшебный аэрозоль.