– Нужно провернуть все по уму. Единственный способ раздавить такого человека, как Роман, – не показывать нашего истинного размаха.
– Вспомните Елену Троянскую, – подхватывает Дом, поняв ход моих мыслей, а потом смотрит на Шона и Тайлера. – Вот только, похоже, придется разбираться с неприятностями, а ведь можно просто устранить проблему.
От тревоги по спине пробегают мурашки, когда обдумываю его слова.
– Ты же не предлагаешь убить этого человека голыми…
– Око за око. – Дом пожимает плечами. – Наши родители сгорели заживо. Ты не считаешь, что это призыв к активной агрессии? Ты сам говорил Дельфине, что тебе надоело только и делать, что болтать. Собрания – это же настоящее посмешище, куда приходят только слабаки, которым нравится ныть, пока она разливает им кофе. Толку не больше, чем от книжного клуба. – Дом смотрит мне в глаза. – Знаешь, если мы распарим табак и нанесем нужное количество на ручку его долбаной машины, через несколько минут концентрат впитается в кожу, и все – его песенка спета. Вскрытие покажет: сердечный приступ. И следа не останется, если представится подходящая возможность.
Я холодею.
– Он не курит, так что это первый пробел в твоем тупом плане. И мы не занимаемся такими вещами, – скрипнув зубами, проговариваю, оторопев от того, какие мысли посещают его голову. – И никогда не будем ими заниматься, Дом. Не этого хотели мама с папой. Есть более дипломатичный способ с ним разобраться, не такой милосердный, как смерть. – Решительно трясу головой. – Нет, мы изменим ситуацию к лучшему. – Я думаю про Антуана и про то, как он представляет собой все, что я презираю. Антуан, как и Роман, считает себя несокрушимым. Но за прошедший год я многое узнал. Более того, узнал, чего не стоит делать. – Как только мы уничтожим Романа, сотни таких же, как он, займут его место. Они пользуются людьми, как пользовались нашими родителями, и списывают их в утиль, как только те становятся помехой. – Я попеременно смотрю на всех троих парней. – Как мы поступим с ними?
Шон пожимает плечами.
– Это не наша проблема.
– Но мы сделаем это нашей проблемой. В этом и заключается смысл. Отныне дело не только в нашей семье или этом городе. – Засовываю руки в карманы. – Мы сделаем это в знак уважения к ним.
Шон достает еще одну бутылку пива и откручивает крышку.
– Звучит честолюбиво. Да брось, мужик, оглянись – мы же в жопе мира.
– О том и речь, – рявкает Доминик. – Хочешь закончить еще одним поваром на раздаче в папочкином ресторане? А что будет, когда банк потребует кредит? – Он смотрит на Тайлера. – Хочешь стать кадровым военным?
– Мы здесь именно для этого, – вмешиваюсь я. – Чтобы четко расставить приоритеты.
– У меня с приоритетами все в порядке. – Шон поднимает руки и начинает считать на пальцах. – Киска, киска, киска, киска и… – Он держит оттопыренным большой палец. – Ага, снова киска.
Тайлер и Дом смеются, и я выхожу из себя, накинувшись на всех троих:
– Вот вам еще одна причина, почему я созвал это собрание. Хотите девушек? Заводите, но разговоры по душам и этот чертов клуб неразрывно связаны. Меня не интересует, чем занимаются остальные Вороны, но что касается нас: женщинам не место у этого костра. Пока нет. И не раньше, чем будут лично мною одобрены. И точка.
– Ты вроде утверждал, что женщины – святыня, – слышу от Шона, который испытывает мое терпение, подняв очередную бутылку пива и ухмыльнувшись.
– Да, так и есть. Если они не вмешиваются в дела. Личные привязанности – огромнейшая ответственность. И первого, кто в этом напортачит, ждут тяжелые последствия. – Многозначительно смотрю на каждого. – И никаких, вашу мать, исключений. – Снова выхватываю у Шона бутылку, как только он подносит ее ко рту. – И я не собираюсь валандаться с еще одним сраным алкоголиком.
Улыбка Шона меркнет.
– С каких это пор чувство юмора стало преступлением? Я считаю это необходимостью. И кто, по-твоему, последние пять лет смывал чертову блевотину с лица твоей тетушки?
Тайлер вытягивается в струнку, бросив на Шона угрюмый взгляд.
– Не только ты за ней приглядывал.
– Да, все мы. – Он кивает в мою сторону. – Кроме него, черт побери.
Услышав это признание, оглядываю парней и напрягаю мозги, пытаясь подобрать подходящие слова, но они все покажутся оправданием. Сейчас у меня нет ни одного веского довода в свою пользу. Я не могу восполнить то, что пропустил и буду пропускать в будущем. Они в один миг из детей стали подростками, которые вскоре станут мужчинами. Но если ради них мне удастся остаться в живых, то, возможно, появится шанс и на искупление. Шанс, что они сочтут мою жертву стоящей. Во имя этого я и стараюсь. А парни тем временем лишь остро ощущают мое отсутствие, а когда я приезжаю и предъявляю требования – злобу.
Им нужно смеяться, им нужны эти крупицы счастья, нужно познавать свою юность так, как не довелось это сделать мне.
– Ты прав, – признаю и отдаю Шону бутылку. – Просто будь осторожен, ладно?
Шон кивает и с легким удивлением опасливо забирает у меня пиво.