Финист – ясный сокол

Каждый берёт в обе руки по два новых светоча. Мы идём на помост и перепрыгиваем: сначала Тороп, затем Потык.

Я иду последним.

Уже стоя на помосте, оглядываюсь на Марью – она машет мне рукой, это выглядит очень трогательно.

Увы, в нашем мире не всё устроено по правде.

Иногда маленьких девчонок заносит на край света, в грязные берлоги древних гадов, где и взрослому воину не по себе.

Кстати или некстати – я вспоминаю пятилетней давности дело, устроенное князем Хлудом: дальний, изнурительный поход на богатый и громадный хазарский город Семендер, не оказавший нашему малому слабому отряду никакого сопротивления; когда мы подошли, ворота города были распахнуты настежь.

Войдя, мы увидели только мертвецов. Повсюду лежали гниющие тела: моровая язва убила в том городе девять человек из десяти.

Сначала живые пытались сжигать умерших; затем, когда число живых уменьшилось, их сил хватало только на то, чтобы вынести мёртвых из жилищ и бросить посреди улицы, кое-как присыпав сверху речным песком; потом перестали делать и это.

Когда мы – отряд князя Хлуда – вошли в город Семендер, нас встретили непроницаемые тучи трупных мух и стаи ворон, терзавших гнилые человеческие тела, безобразно раздутые на сильной жаре.

Чудовищно сладкий запах гниения затуманил наш разум, но одновременно и прояснил его.

Прикрыв лица тряпками, мы добрели до главной площади и увидели высокий холм из человеческих тел, по которому бегали крысы, шакалы и прыгали чёрные птицы.

В тот поход мы пошли за славой и добычей, а когда добрались – отыскали только смерть, во всей её необоримой силе.

Никто из наших не заболел в том походе.

Пережитое потрясение было так велико, что зараза не пристала к телам.

В богатых домах мы увидели золото и серебро, оружие из крепчайшего железа, искусно сделанную посуду, красивую одежду, медные и бронзовые украшения.

Мы не взяли ничего.

Не прикоснулись ни к единой золотой монете.

Слёзы стояли в наших глазах.

Мы понимали, что если вынем из скрюченных мёртвых пальцев хоть один сверкающий железный нож, хоть одну драгоценную цепочку, – мы умрём.

Всё было заразным.

Мёртвые кони лежали в конюшнях, обряженные в искусно изготовленные бронзовые упряжи.

Во дворах, среди розовых кустов, валялись радужные перья мёртвых павлинов, сожранных крысами.

Мы обошли весь город, не притронувшись ни к чему.

Мы нашли и нескольких живых: это были безумные от горя существа, сплошь покрытые гнойными бубонами размером с кулак, лохматые, дрожащие от страха и немощи, – они первые кричали нам, чтобы мы не приближались и ничего не трогали.

И мы – отряд князя Хлуда – вышли из Семендера, не взяв ничего. Ни монетки, ни золотой подвески.

Потом, отойдя от города на половину дневного перехода, мы сняли с себя все наши брони, всю одежду, и оружие тоже.

Мы зажгли костёр и бросили всё в огонь, чтобы очиститься.

И сами ходили, прыгали через тот огонь много раз, до тех пор, пока не сожгли себе бороды и волосы на причинных местах.

Мы спалили всё, что могло гореть, всю свою обувь и одежду, сапоги и штаны, все ремни, пояса, меховые плащи, фляги, мешки, кошели и спальные шкуры.

Потом мы сильно напились и уснули.

Наутро мы достали из огня то, что не сгорело: наши ножи и топоры.

Так, – голые, обожжённые, подавленные величием смерти, с одними только ножами, – мы вернулись из того похода.

Змеева лёжка, покрытая гниющими останками, теперь напоминает мне город Семендер.

Непосильно человеку видеть такое скопление мертвецов: людей ли, зверей – неважно.

Люди ведь тоже сначала звери, а уже потом – воины, волхвы и влюблённые девочки.

11.

За тыном меня ждёт первая неудача: завершая прыжок, Тороп подвернул ногу. Смотрит виновато.

Спрашиваю, может ли идти, – он спешит кивнуть.

Потыка съедает любопытство, он оглядывается, морщится от запаха.

– Ты, – говорю я ему, – хотел найти древнее оружие. Вот, держи.

Поднимаю с земли каменное топорище: ремни сгнили, рукоять вывалилась. Протягиваю. Потык улыбается: понял шутку. Взвешивает в руке клиновидный кусок гранита и небрежно отбрасывает.

Лично я не обхожусь с оружием так неуважительно, особенно с оружием древних щуров; но теперь не время делать замечания молодым.

Я на ровной дреже, я готов к бою, и сердце стучит мерно, хотя и чаще, чем обычно.

Огибая холмы из костей и напластования змеева дерьма, мы идём к месту, держа огонь в широко расставленных руках.

– У него только один глаз, – говорю я. – Другой давно выбили. Это было трудно. Четверо воинов пострадали, чтобы лишить гада половины зрения. Там на каждом глазу – по два бронированных века. Ничем не достать, только рогатиной с железным остриём. Так что вы не лезьте. Чтоб его ослепить, есть другой способ. Надо сбоку встать и бить его по глазу огнём…

– И по ноздрям! – добавляет Тороп. – Чтоб нюх отшибло.