Однако к язычеству, освященному культурной традицией, он ненависти не питал. Как раз наоборот: основная его идея заключалась в том, что в Финляндии еще до прихода шведов существовала мощная культура. Был бы у Юслениуса за плечами романтизм с Оссианом, он бы, как Хенрик Габриэль Портан, внук брата Габриэля, писал про квенов, легендарных правителей Финляндии, якобы вытесненных завоевателями в леса на север страны. Но, принадлежа эпохе Ренессанса и барокко, Даниэль Юслениус вернулся к истории гипербореев и предложил видеть в них народ древней местной культуры. Греки, таким образом, становились непосредственными предшественниками финнов, а в описании амазонок Даниэль Юслениус находил черты отчаянных северных воительниц. И поскольку у европейской культуры двойной корень – греко-латинский и библейский – Юслениус заодно возвел финнов к Иафету. Он придумал даже новое финское слово «hakkapeliitta», описывающее доблесть, произведя его от боевого клича финских драгун, который до сих пор, говорят, можно услышать на финских стадионах. Двоюродный внук Юслениуса Хенрик Габриэль Портан стал историком, профессором риторики и латинской поэзии Туркуского университета. Он подготовил издание финской народной поэзии в пяти томах (1766–1768 и 1778) и также оставил по себе память как выдающийся библиотекарь Академии в Турку. В традиции Даниэля Юслениуса искал он связи финского и иврита, параллельно занимаясь публикацией епископских хроник Паавали Юстена.
Вопрос, конечно, много ли было поначалу во времена Даниэля Юслениуса фенноманов? Немного. И в целом Финляндия XVII века не воспринималась еще как современная страна: в собрании из 400 гравюр, изданных в 1660–1716 годах по рисункам картографа и фортификатора, фельдмаршала, генерал-губернатора Ливонии Эрика Дальберга под названием «Швеция древняя и современная», финских памятников всего девять. Ровно столько Дальберг нашел здесь мест, достойных изображения. И вообще комиссия риксдага по делам Финляндии в 1747 году рассматривала вопрос запрета финского языка, впервые предложенный в 1709-м, в год Полтавской баталии.
Продолжая тему мелких психологических причин крупных исторических событий, отметим, кстати, что одним из поводов, побудивших Петра I вломить наконец-то шведам, стала именно невстреча Петра с Дальбергом в 1697 году, когда царь со свитой, направляясь в Европу, проезжал через Ригу, где Дальберг служил шведским генерал-губернатором и отказался нанести царю визит. Формально он мог себе это позволить, так как Петр путешествовал инкогнито. К тому же подчиненные Дальберга по его приказу помешали Петру осмотреть укрепления Риги. «Вобан Севера» отлично понял, чем чревато профессиональное любопытство молодого русского царя. Российская дипломатия требовала опалы Дальберга, однако новый король Карл XII ценил ветерана, который помог его деду Карлу X Густаву в победоносном ледовом походе на датчан.
Вертикаль шведской власти обрушилась в начале XVIII века из-за проигрыша двадцатисеми-летнего Карла XII тридцатисемилетнему Петру I (в начале Северной войны им было соответственно 18 и 28 лет). Карл, подобно своему знаменитому деду Карлу X Густаву, все годы своего правления провел на фронтах – как убыл из Стокгольма в 1700-м, чтобы с небольшой армией разбить многочисленное русское войско под Нарвой, так больше в свою столицу и не вернулся. После разгрома под Полтавой (которая фактически входила в состав Российского царства, но юридически являлась территорией с неурегулированным статусом: Речь Посполитая ратифицировала переход Украины к России только при Екатерине II) он провел почти пять лет в Оттоманской империи в Бендерах, у главных врагов своих главных врагов – Речи Посполитой и России. Из Турции возвратился лишь в 1714 году, как раз к тому моменту, как русские в кампании 1713–1714 годов заняли Финляндию.
Внезапность появления Карла в родных пенатах – метафора жизни как мгновения перед смертью в замечательном фильме Роя Андерссона «Голубь сидит на ветке, размышляя о бытии». Гвардейцы Карла, учтивого и блестящего молодого офицера, врываются в современное кафе, прежде всего прогоняя оттуда всех посетительниц: женщинам нечего делать в тавернах, если они приличные жены и матери (в Швеции начала XVIII века процветает мужской шовинизм, жертвой которого стала сестра Карла, королева Ульрика Элеонора; на Страшном суде этого времени в церкви Палтаниеми в аду терзают лишь женщин, тогда как среди праведников – лица обоего пола). Въехав в кафе-стекляшку на боевом коне и так и не спешившись, а только лишь выпив воды, Карл немедля отправляется на войну, заодно прихватив с собой красавчика-бармена, потому что такому достойному молодому человеку стоит искать счастья в бою, а не в сфере обслуживания. Затем Карл с войском столь же внезапно возвращается в эту тихую забегаловку, где все только-только успокоились, перестали возмущаться и предались своим обычным занятиям. Но теперь мы видим толпу калек и оборванцев и безжизненное тело короля, который едва держится в седле.