Финская баня

Который был час, он точно не знал, потому что не смотрел на часы, но, будто очнувшись от наваждения, увидел, что уже почти темно, а он еще не включает свет, не завешивает окно. Да, без света было лучше, он не бил в глаза, не сбивал мысли с того направления, которое вырисовывалось как–то само, без всякого принуждения. Все шло туда, куда нужно, а именно к тому месту, где в глубоком снегу лежали окоченевшие трупы советских бойцов, которые шли «освобождать» эту землю от ее исконных хозяев — от финнов. Но не «освободили, не завоевали, а сложили головы на ней как захватчики, как завоеватели. Даже земля их сразу не приняла, она еще не готова это сделать, она скована морозом, она засыпана метровым ковром снега. Вот какой вам прием — чужеземцы — чужаки…

Когда–то и шведы приходили на нашу белорусскую, тогда еще литовскую, землю, а вместе со шведами — и сегодняшние финны, потому что тогда они были частью большой шведской империи, и воевали, и умирали за ее интересы. Вот так и шведы, и финны с ними полегли в нашу землю, и старые курганы еще до сих пор разбросаны по нашему краю и, как писал Янка Купала, «курганы о многом нам говорят». Теперь на финской земле будут курганы- могилы с восточными пришельцами, чтобы следующие поколения помнили о событиях недавнего времени и делали разумные выводы: не нужно войн, не нужен захват чужих земель. И еще: основа жизни — своя земля, береги ее от чужаков. Не отдавай никому, защищай, даже ценой большой крови.

И вдруг Колотай вздрогнул: скрипнула дверь, тихо вошла Вера Адамовна, одетая в темное пальто, укутанная пуховым серым платком, как будто она только с улицы, но обутая в теплые тапки, стала на пороге, Колотай бросился к ней, она отдала ему пальто, а платок спустила с головы на шею, волосы рассыпались по плечам, лицо стало узким, и глаза светились из–под черных бровей, как лесные огоньки–светлячки, снова тонкий аромат незнакомой парфюмерии дошел до него.

— Ты думал, что я не приду? — спросила она громким шепотом, перейдя на «ты». — Скажи, думал? — она все еще не отходила от порога, как бы оставляя себе дорогу для отступления.

Колотай тоже, как окаменевший, стоял с ее пальто, не знал, что с ним делать. Наконец повесил в шкаф в стене, подошел к Вере Адамовне, смело обнял ее за плечи, крепко прижал к своей груди и сказал, задыхаясь, как будто ему не хватало воздуха:

— Нет, не думал. Я был уверен, что ты придешь, — тоже перешел на «ты» Колотай. — И вот не ошибся.

— А ты смелый, — сказала она в его объятиях. — Я думала, испугаешься: вдруг какая–то там… — она не закончила.

— Какая «какая–то»? Моя землячка, очень привлекательная женщина. Разве этого мало?

— Я еще привлекательная? — напрашивалась она на комплимент.

— Я уже сказал. Я могу повторить еще сто раз, — он был в плену ее женских чар и мог сделать все, что захотела бы.

А что она могла сказать ему, молодому… беглецу, бывшему пленному, бывшему красноармейцу? Но она сказала то, чего он не ожидал.

— Знаешь, Василь, я в тебя влюбилась… с первого взгляда. Такого со мной давно–давно не было. И что мне делать — не знаю…

— Что делать? — как захмелевший, переспросил Колотай. — Бросай все — и поехали со мной.

Она успокоилась в его объятиях, замолчала, будто решалась на что–то важное. Колотай с нетерпением ждал.

— Если бы все было так просто, я так и сделала бы, — сказала она и легко освободилась из его объятий, прошлась по комнате. — Но много всяких этих «но». Я здесь всего год, но мне нравится работа. Она очень тяжелый человек, глубокий, образованный, иногда горячий, иногда рассудительный. С ней мне очень интересно, я у нее многому учусь. И она ко мне успела привыкнуть. Хотя мы и разного возраста, но мы дружим, как ровесницы–сослуживицы. У нее тяжелая, сложная судьба: муж репрессирован, она — дочь царского генерала, революция… Но что это я о ней? Ты, наверное, в душе уже смеешься: нашла тему! Говори лучше о нас, вот об этой минуте. Как нам ее использовать, чтобы мы ее запомнили? Чтобы она осталась нам как большой праздник, как кульминация наших отношений. Ты согласен?

Она подошла к его кровати, отбросила одеяло и стала раздеваться, ничего не говоря и не спрашивая у него разрешения.

А что ему оставалось делать? Он подошел к двери, забросил в пробой защелку и сам тоже стал раздеваться: кто быстрее?

Она разделась первой, в полумраке комнаты блеснула белизной своего тела и спряталась под одеяло, пододвинувшись к стене.