Тем временем камуфляжники на экране спрашивают что-то у пленного, показывают в камеру его документы, заставляют его раздеться и разуться. Пленник, не торопясь, явно затягивая время, снимает ботинки, и всё время что-то говорит извиняющимся тоном людям с автоматами. Автоматчики улыбаются в ответ, но улыбки эти напоминают Арсению оскал кошки, играющей с полуобморочной мышкой. Арсений заметил вдруг среди бородачей кого-то в длинном хитоне и с крыльями за спиной, но похоже его не видят ни автоматчики, ни пленный, ни люди, смотрящие телевизор. Взгляд существа с крыльями напряжён и печален. Арсений понимает, что сейчас произойдёт, и всё же когда бородачи отходят от пленного, и раздаются выстрелы, он вздрагивает. Босой пленный падает. Раздаётся ещё несколько выстрелов, и после каждого босые ноги убитого нелепо дёргаются. Один из стрелявших подходит к трупу и бросает ему на грудь раскрытый паспорт. Камера неровно наезжает, и Арсений видит фотографию молодого человека и надпись «Зайцев Игорь Валентинович».
Арсений задумался. Странный кошмар. Как это связано со мной? – силился понять он.
– Всему своё время, – басовым колоколом прогудел голос Ангела Смерти. И Арсений снова увидел вокруг всё ту же палевую пустыню, уходящую в бесконечность и нигде не соединяющуюся с низким небом.
«А, может быть, то, что снится нам в страшных кошмарах, – это предсказание будущего или, может быть, проекция того, что происходит прямо сейчас в каких-то других, параллельных мирах? – подумал он. – Да может быть, и не в иных мирах, а здесь, на земле, где-нибудь за тысячу вёрст отсюда».
Чувство, которое он только что испытал, показалось ему знакомым. Да, тот сон… Странный сон… Гостиница, длинный темноватый коридор не известно в каком городе, не понятно в каком году. Зима? Осень? За окнами серое утро. Арсений шёл по этому коридору, а навстречу шла улыбающаяся незнакомая женщина. Арсений улыбнулся в ответ, но вдруг поразился, поняв, что улыбка встречной – коварно-злобная и совершенно жуткая. Арсений силится перестать улыбаться и не может. Он входит в ванную комнату, запирает за собой дверь на шпингалет, поворачивается к зеркалу и, заледенев, видит отражение стоящей у него за спиной страшно ухмыляющейся женщины! Но он же запер дверь! Арсений с бьющимся сердцем обернулся – никого! И тут неведомая сила агрессивно и жестоко принялась ломать и душить его. Весь в холодном поту Арсений сопротивлялся из последних сил и только твердил про себя: главное не сойти с ума, главное не сойти с ума!
В какой-то момент он осознал, что борьба идёт не физическая, что это душа его борется с чем-то, чему нет ни названия, ни определения, ни описания. И когда Арсений понял, что легче умереть, чем потерять душу, – он проснулся…
Он и до сих пор уверен, что Нечто во сне или в каком-то другом измерении (уж очень это было не похоже на сон) пыталось отобрать у него жизнь; и если бы он не справился, утром его нашли бы в постели мёртвым… Или безнадёжно свихнувшимся.
«О, чёрт! – испугался вдруг Арсений. – Я же сошёл с ума! Вот в чём дело. Лежу в палате какой-нибудь психушки, а сам галлюцинирую. Как там – не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох и сума? Да, это всё объясняет. И Ангела, и эту пустыню…
Тоска начала сосать его сердце: ведь отсюда же теперь ни за что не выбраться. Но почему, почему?
Почему пахнет бензином? Почему слышны звуки машин и – сквозь вату – людские голоса? Ангел их, интересно, слышит?
Может быть, и слышал, но вида не подавал, он перелистнул очередную книжку и, расправив лист, прочитал:
– «Смерть – это робот, управляющий миром действия. Смерть безмолвна, у неё нет рта. Смерть никогда ничего не выражала. Но в ней есть нечто заманчивое, некое послевкусие. Только тот, кто вроде меня открыл рот и сказал: «Да, да, да» и ещё раз «Да!» – способен встретить смерть без страха, с распростёртыми объятиями. Смерть, как вознаграждение – да! Смерть в результате свершения – да! Смерть в венце и на щите – да!»
«Интересно, – подумал Арсений, – Генри Миллер, написавший эти полубезумные строки, сегодня, уже оказавшись ТАМ, по-прежнему готов подписаться под ними?»
– Когда-нибудь ты сам у него это спросишь, – улыбнулся Ангел. – Но ещё не скоро…
Значит, не умер, решил Арсений. Всё же сошёл с ума? Интересно: сумасшествие равно смерти? Или это другое состояние? Сколько было гениальных сумасшедших, но были ли они при этом самими собой – вот в чём вопрос!