Финское солнце

На дерево возле канавы, с той стороны отражения, сели четыре вороны. Ночные птицы сумрачным утром. Ахтти хорошо видел сжавшиеся и одновременно распушившие перья – черные комки. Было уже довольно холодно. Словом, очередная бездарная осень после пустого лета осыпалась пожелтевшими листками календаря. Канава заметно парила, а галки и вороны жались к стволам и веткам, как бомжи к остывающим батареям.

Вечером Ахтти предстояло провожать младшего брата Сатти в спортивный лагерь, а пока он просто стоял у окна и смотрел, как плывут по канаве листья. Канава с грязно-зеленоватой водой, с желтыми и красными пятнами поверху напомнила Ахтти отрез ситца, который милая продавщица Тертту накануне в считанные секунды развернула и тут же свернула перед Ахтти. И тогда очки на переносице Ахтти тоже задрожали: ведь ситец просила купить матушка, чтобы сшить себе похоронное платье. На всякий случай. А руки у Тертту были такими красивыми, такими молодыми, такими желанными. Очень Ахтти хотелось, чтобы они погладили его по голове и успокоили. Но Тертту ими только свернула пестрый, как лето, ситец.

«Если я вдруг умру, – говорила матушка, – обязательно похороните меня на старом кладбище, в парке «Дубки». Даже если не дадут разрешения, все равно похороните. Пусть даже тайно, ночью».

«Ночью?» – удивлялся Ахтти.

Каждую ночь Ахтти снились страшные сны, будто кто-то из его родных гибнет. «Что же мне сегодня снилось такого странного?» – начал вспоминать Ахтти, по-прежнему глядя в окно. В это время к канаве подошел кудрявый мальчик Тайми в зеленых сапожках и синей куртке.

«Утонет ведь, – забеспокоился Ахтти. – С головой уйдет под воду, а канава-то глубокая. Вот народ! И куда только родители смотрят?! То ребенка оставят ждать у заднего колеса машины, то разрешат гулять возле проруби. Вот я от своего братца Сатти боюсь на минуту глаза отвести, тем более что он чуток не в себе. И этот мальчик, похоже, тоже не в себе: так завороженно смотрит на канаву, будто там не вода, а кусок похоронного ситца».

2

В дверь позвонили. Ахтти вздрогнул и переменился в лице: он ждал, что к нему вот-вот нагрянет Ментти или Калле Криминалле, чтобы защелкнуть на запястьях наручники и заключить под стражу. Лет на пятьдесят. Это если докажут его лидерство и активное участие в группировке экотеррористов «Зеленые санитары». Или на двадцать пять, если лидерство не до кажут.

В дверь позвонили еще раз, и одна из ворон взлетела с ветки. Ахтти через силу оторвался от завораживающего зрелища и на дрожащих ногах поплелся открывать. Там с французским ключом в руке стоял сантехник Каакко.

– Привет, Ахтти, – осторожно начал он, увидев, что глаза у приятеля ненормальные – большие, как алюминиевые ложки. – Слушай, я вот чего пришел… У вас тепло есть?

«Какое тепло, холод собачий!» – хотел было в сердцах выкрикнуть Ахтти, но лишь покачал головой: нет, мол, нет, приходится газом на кухне согреваться, а от этого мы все уже очумели.

– А-а, значит, и у вас тоже. Это трубы потянули к новой стройке в парке «Дубки». Похоже, задели ковшом теплосеть… или сама проржавела.

– Где тонко, там и рвется, – выдавил из себя Ахтти фрагмент народной мудрости.

Совсем недавно Ахтти устроился подрабатывать в фирму, которая выиграла в городской администрации крупный подряд на поставку труб. Как вскоре выяснил Ахтти, трубы, которые фирма поставляла, были далеко не новые. Ахтти с другими студентами и гастарбайтерами очищал их, красил и окутывал минватой. Немудрено, что их то и дело прорывает.

– А когда тепло дадут? – попытался уточнить Ахтти, охваченный нехорошим предчувствием.

– Еще долго, наверное, не дадут, – ответил Каакко. – Привыкай: еще долго не будет у вас тепла, – зачем-то повторил он.

– «Долго» это сколько? – напрягся Ахтти. – Ведь у меня брат больной, да и мать тоже…

– «Долго» – это долго. Ты маленький, что ли, Ахтти! – почему-то взорвался сантехник Каакко. – «Долго» – это минимум месяц! А может, всю осень тепла не будет.

«Вы что, озверели?! – хотел было возмутиться Ахтти. – У меня же мать инвалид и брат не в себе!». Но вместо этого лишь вежливо уточнил, глядя на толстую красную шею сантехника, когда всё-таки дадут воду.

– А я-то, я-то тут при чем! Я что ли трубы ремонтирую?! – заорал Каакко, брызгая слюной, будто его шея тоже дала течь и вот-вот прорвется. – Все вопросы – к мэру! Это он у нас за воду в кранах отвечает.

«К мэру, хм… Скажет тоже! – думал Ахтти, возвращаясь к окну на священную кухню. – Как я к нему пойду? Единственное, что я могу, так это поговорить с его сыном, который руководит фирмой по поставке новых, точнее, по очистке старых труб. Да и то навряд ли. А вдруг меня выпрут? От работы по нынешним временам просто так не отказываются».

Разговаривая сперва с сантехником, а потом сам с собой, Ахтти отвлекся от мальчишки у канавы.

А когда вернулся к окну, того уже не было; ушел, наверное, в сторону парка «Дубки». Лишь березки по-прежнему продолжали в сторонке куриться предзимними вздохами.

3