Хендерсон ловко им управлял, хваля проницательность Блура, сравнивая его планы с первоклассными стратегиями немцев и японцев, и тактично предлагая советы, как спичрайтер, уступающий влиятельному министру.
Блур светился и искрился до конца греческих каникул, упорно постоянно ужасные шутки по поводу названия острова.
– Ты знал, что здесь сосут пакеты? – Он ухмылялся и отплевывался от осадка очередной бутылки узо.
– Паксос, – повторял он раз за разом. – Паксос, Паксос.
И замолкал, что-то бормоча под нос, рука Элизабет на его руке (другая – под столом, на льняных брюках Хендерсона) и улыбка на губах у Хендерсона.
Обратные билеты они забронировали на одинаковый чартер, и Блур сам предложил Элизабет, чтобы она села рядом с Хендерсоном, а не страдала в секции для курящих. В Гатвике они договорились, что Хендерсон приедет в Ньюкасл, как только это позволит его расписание занятий. На самом деле ему предстояло совершить гораздо больше поездок по трассе А1, чем те, о которых знал Блур. После выходных, проведенных в гостях в Госфорте, он снова приезжал в среду вечером, а через неделю у него был совершенно свободный четверг, он снимал комнату на Сент-Мэри в Уитли-Бей, куда к нему приезжала Элизабет, как только Блур уходил на работу. Они прогуливались по открытому всем ветрам пляжу до Каллеркоутс и в шутку сравнивали его с Паксосом. Никто не заговаривал о любви – кроме Элизабет, когда она говорила о Блуре («Он любит меня, ты же знаешь»), но все-таки было ясно, что оба они нуждались в какой-то ее форме. Она звонила Хендерсону, когда Блура срочно вызывали, как это часто случалось, в Копенгаген и Брюссель, и автомобилю Хендерсона требовались все более и более сложные ремонтные работы.
Они вместе провели выходные в Алнвике, пока Блур был в Лондоне. Он оставил на автоответчике длинные жалобные сообщения, которые они услышали, когда Хендерсон подвез Элизабет до дома, а потом поехал обратно в Лестер. Где она? Почему не перезвонила? Потом началась лесть: «Не волнуйся, дорогая. Я просто надеюсь, что ты хорошо проводишь время. Увидимся, когда вернусь». Пока Хендерсон ехал на юг, его не покидала мрачная уверенность, что в какой-то момент Блур проедет мимо, на север, по соседней полосе. Он начал ревновать к этому человеку и придумывать предлоги, чтобы не приезжать к ним на выходные; он уже не мог, как прежде, видеть их вместе. Он не знал, прибавил ли Блур в весе или просто он стал считать его толще, медлительнее и самодовольнее. В конце концов, несмотря на раскрепощенность Элизабет в постели в Уитли-Бей, она по-прежнему была замужем за этим мужчиной.
Экспедиция была под вопросом уже несколько недель, с тех пор как Блур встретил своего старого друга Кёртина на обеде у ротарианцев, а таксидермист поднял вопрос о диких кошках. Элизабет провела исследование, и внезапно поездка совершилась, но без одного человека.
Блур остановился, и Хендерсон догнал его.
– Разве уже не слишком темно, чтобы хоть кого-то разглядеть, даже если они там есть? – спросил Хендерсон, вытирая пот со лба.
– Нет, если смотреть.
Блур закинул рюкзак за спину. Он был тяжелее, чем у Хендерсона, и в нем были палатка, примус и кое-какие припасы.
– Мы скорее увидим следы кошки, прежде чем увидим саму кошку. Тушу зайца или канюка. Постарайся глядеть во все глаза.
В его голосе прозвучала нотка сарказма, которую Хендерсон раньше не слышал и не очень любил. Ему пришло в голову, что, если не считать того момента, когда она проскользнула в туалет, он впервые оказался в компании Блура без Элизабет.
Около 11:30 вечера, все еще не видя следов преследуемого зверя, они нашли крохотную поляну и разбили лагерь. Блур ставил палатку, пока Хендерсон готовил примус. Небо над соснами напоминало бархатную подушечку для булавок цвета индиго.
– Иногда я тебе завидую, – сказал Блур, когда они отдыхали после довольно простой трапезы из бобов с мини-сосисками, съев после нее по яблоку. – Ты холостой.
– А? – нейтрально спросил Хендерсон.
– Ну, сам понимаешь, свобода. Можно делать все, что хочешь. – Блур ухмыльнулся, пошевелив бровями.
Хендерсон задумался над ответом:
– Наверно, да, хотя у меня ни на что подобное времени нет.
– Неужели? – сказал Блур. И в первый раз Хендерсон задался вопросом, не подозревает ли он его. – Я думал, что с твоей работой остается много свободного времени, и что пока вокруг тебя вьются цветущие молодые студентки, ты можешь, ну, ты понимаешь, выгадать пользу, пока позволяет здоровье.
Он вытряхнул сигарету из мягкой пачки «Кэмел» и продолжил:
– Только я начинаю подозревать, что для меня это уже пройденный путь. Сам знаешь. Мне сорок шесть, и я уже не в такой хорошей форме. Я не знаю, удовлетворяю ли я Элизабет. – Он пристально посмотрел на Хендерсона, затем зажал сигарету губами и повернул колесико зажигалки. – Она еще молода.
– Вряд ли дело в возрасте, – сказал Хендерсон.
– Нет, вряд ли дело в нем. – Блур стряхнул пепел на примус. – Вот посмотри на себя. Ты старше нас обоих.