– Она долго будет там лежать?
– Не знаю. Но, думаю, пройдет немало времени, прежде чем Ненасытная Мия покинет ее разум.
Леся вздрогнула.
– И Голодная Сия, и Ненасытная Мия – вроде бы разные, но взаимосвязь есть, – задумчиво произнесла Арина.
– Какая же?
– Скажем, пару месяцев Полина обнималась с Голодной Сией, потом происходил срыв, и вот она уже в тисках омерзительной Ненасытной Мии… Наверное, затягивает как наркотик…
– Она чертова наркоманка! – возмущенно воскликнула Леся.
– Не совсем. Наркоманки житья близким не дают! Да и окружающим! Они оторвы изначально! Сестриц-уродиц такие не интересуют! Им хороших и послушных девочек подавай: перфекционисток, умниц и отличниц. Такие, чтобы удобные были и делали, что скажут и особо не доставали просьбами и вопросами. А лучше, чтоб вообще не дышали! Тогда-то у них и прорывает от безвольной жизни, вот и идут в лапы к сестрам-уродицам…
– То есть Полина – послушная девочка? Откуда ты знаешь? Может, та еще оторва! – Леся с силой захлопнула крышку чемодана и навалилась, чтоб застегнуть.
– Ага, как же!
Ариадна вдруг обозлилась и стукнула кулаком по кровати.
– Ты чего это, Ариша?!
– Не знаю… – переводя дыхание, тихо сказала Арина. – Вдруг разозлилась на твои слова!
Леся недоверчиво поглядывала на сестру.
– А что же было с ее руками? И лицом?
– За спиной она прятала израненные зубами пальцы рук. Когда Полина вызывала рвоту, неизбежно их травмировала, а за волосами скрывала опухшие щеки, отекшие веки и воспалённые, израненные губы.
Наконец, сестры собрали чемоданы, и в последний раз уселись на кровать.
– Как же призраки и привидения? – переспросила Леся.
Арина улыбнулась:
– Ну, готический особняк подтолкнул наши умы на поиски отгадок. Согласись, были бы мы в пряничном домике, вряд ли вздумали искать скелет в шкафу… Хотя, погоди. – Арина засмеялась звонким смехом. – Неудачный пример: в пряничном домике была старуха-людоедка, которая вначале себя за добродетельную бабулю выставляла… Но не суть. Ты меня поняла.
– Да, конечно! Я очень-очень надеюсь, что у Полины будет все хорошо!
– Даже не сомневайся, сестрёнка. Она сильная. Она справится.
Неожиданно Ариадна переменила тему разговора:
– Ой, Леся, а ты пропила витамины, которые мама давала?
Она виновато помотала головой.
– Я эту баночку нечаянно выбросила из сумки вместе с мусором!
Арина засмеялась.
– Ничего страшного. Маме скажем, что ты все выпила.
– Хорошо! А ты, что каждый день не забываешь про них?
– Конечно! И сейчас тоже!
В доказательство Арина вытащила таблетку и быстро проглотила.
– Ну, тогда дай мне одну что ли! – попросила Леся и потянулась к коробочке.
– Нет-нет-нет, сестрёнка! Это только мои пилюли! Тебе мое нельзя!
– Почему это?! У тебя желудок, что ли золотой?! – повторила Леся любимую фразу.
Арина засмеялась.
– Ну что ты! Просто у меня все посчитано!
– Ладно! Чёрт с ними! Нам пора спускаться!
– Позовешь Владимира, чтобы он помог вынести багаж?
– Конечно!
Леся, весело подпрыгивая, вышла из комнаты.
Я вертела в руках баночку с таблетками. Нужно отдать бабе Зите должное – она меня почти изобличила. Я вспомнила странный сон про блины и чувство вины при их поедании. Казалось, старуха сразу все поняла! Хотя это было во сне!
«Она навсегда порабощает. Она – цунами, которое смоет тебя и твою волю».
Но я научилась плавать и дождалась штиля, а очень скоро и «витаминки» мне не понадобятся. Шах и мат, уважаемая баба Зита!
Тут я задумалась: а в чем, собственно, меня изобличила старуха? В том, что я тоже жертва сестер Сии и Мии или в том, что я…
«А, может, ты в Полину превращаешься?!»
Разве это не одно и то же?
Эпилог
Я открыла глаза.
Ничего фиолетового. Лишь белый холодный потолок давил, словно движущаяся стена. Я села в кровати. Моя соседка Леся Вивьянова уже проснулась. Подмигнув мне, она продолжила грызть большое зелёное яблоко, да с таким усердием, что капельки сока летели мне в лицо.
Я встала и умылась. Усевшись за стол, открыла дневник, куда записываю, что съела, когда и в каком количестве.
Сегодня десятое марта.
Последнее, что я написала в дневнике: Лепестки. Стебель. Маковая улица, Лепестки для знати, Стебель для челяди…
Что это?
Я огляделась вокруг. Взгляд упал на тумбочку. На ней стоял красивый яркий цветок-папавер, сделанный из бисера.
Папавер – густомахровый мак.
Я громко охнула и схватилась за голову.
Вчера вечером у меня чуть не случился приступ. Насмотревшись на подаренный сувенир, я взяла ручку и начала писать о некоей Маковой улице, огромной как город, со странным распределением жителей: Лепестки для знати, Стебель для челяди. Дальше рассказ обрывался.
Притупив приступ бредовой писаниной, я ушла спать, и мне все приснилось. Я видела себя со стороны, и я была гораздо старше. Мне было девятнадцать лет. Я училась в психолого-педагогическом университете. У меня была сестра. Я посмотрела на кровать, стоящую напротив.
Леся Вивьянова – моя соседка по палате. Леся. То есть Олеся. При чем тут Александра?!
«Чем дальше в сны, тем чудесатее снаружи!» – пронеслась в голове мысль моей названной сестрицы из сновидения.