Фиорды. Скандинавский роман XIX - начала XX века

Приемное время давно окончилось; последний больной уже ушел; я стоял у окна в зале и не думал ни о чем. Вдруг вижу, наискосок через кладбище идет Грегориус, прямо к моему подъезду. В глазах у меня помутилось. Я его не ждал, я не знал, что он вернулся. Я почувствовал дурноту, головокружение, тошноту, все симптомы морской болезни. Одна-единственная мысль стучала у меня в голове: не теперь, не теперь. В другой раз, не теперь. Он на лестнице, он уже перед дверью, что мне делать… Скорей к Кристине: если кто будет меня спрашивать, скажите, что я ушел… По тому, как она уставилась на меня, открыв рот, я понял, что выгляжу, должно быть, странно. Я кинулся в спальню и запер за собою дверь. И я едва успел добежать до умывальника: меня вы рвало.

Так, стало быть, прав был тот трусливый голос? Я не гожусь!

Ибо когда же еще, если не теперь? Кто хочет действовать, должен уметь ловить случай. Неизвестно, представится ли он еще раз. Я не гожусь!

21 августа

Нынче я видел ее и говорил с нею.

После обеда я решил пойти прогуляться к Корабельному острову. Только я миновал мост, как навстречу мне Рекке; он спускался с холма, где церковь. Шел он медленно и смотрел в землю, выпятив нижнюю губу и подковыривая тростью камешки на пути, и по его виду никак нельзя было сказать, что он доволен жизнью. Я не думал, что он меня заметит, но едва мы поравнялись, как он поднял глаза и подчеркнуто приветливо и бодро раскланялся со мною, в один момент совершенно перестроив выражение лица. Я пошел было дальше своей дорогой, но тут же спохватился: она непременно где-нибудь поблизости, подумал я. Скорей всего, там, откуда он спускался. Им нужно было о чем-то переговорить, и они условились о свидании наверху, на холме, куда редко кто поднимается, а чтобы их не увидели вместе, она послала его теперь вперед. Я сел на скамейку, окружающую ствол огромного бальзамического тополя, и стал ждать. Мне думается, это самое большое дерево во всем Стокгольме. Много весенних вечеров провел я когда-то под этим тополем вдвоем с матушкой. Отца с нами никогда не бывало; он не любил гулять, и не любил гулять с нами.

…Она все не шла. Я надеялся, что увижу, как она будет спускаться, но она, верно, пошла другим путем, а может, я вообще зря дожидался.

Я все же встал и двинулся вверх по склону кружным путем, мимо церкви — и тут я увидел, что она сидит, сгорбившись, на ступеньках паперти, подавшись вперед, подперев ладонью подбородок. Она сидела и смотрела прямо на заходящее солнце. Поэтому она не тотчас меня заметила.

Еще в самую первую нашу встречу меня, помню, поразило, сколь непохожа она на всех прочих. Она не походит ни на светскую даму, ни на женщину из средних классов, ни на женщину из народа. Хотя больше всего, пожалуй, на последнюю, особенно вот такая, на паперти, простоволосая, в лучах солнца; шляпу она сняла и положила рядом. Но только уж если из народа, то народа первобытного или, еще вернее, такого, какого и не было никогда на свете, народа без деления на сословия, когда понятие «народ» не означает низшего сословия. Дочь вольного племени.

Вдруг я увидел, что она плачет. Без всхлипываний, не утирая слез. Плачет, как человек, много плакавший в своей жизни и едва ли замечающий, что плачет.

Я хотел было повернуться и уйти, но она меня уже увидела. Я несколько принужденно поздоровался, собираясь пройти мимо. Но она стремительно поднялась с низкой ступеньки, движением легким и гибким, будто встала со стула, подошла ко мне и протянула мне руку. Она поспешно вытерла слезы, надела шляпу и опустила на лицо серую вуальку.

Мы постояли немного молча.

— Как здесь чудесно сегодня, — произнес я наконец.

— Да, — сказала она, — чудесный вечер. И лето было чудесное. Теперь скоро конец. Деревья уж желтеют. Глядите-ка, ласточка!

Одинокая ласточка пронеслась так близко от нас, что я ощутил на веках прохладное дуновение, она описала стремительную кривую, отмеченную глазом как острый угол, и исчезла в синеве.

— Удивительно, какая нынче ранняя весна была, — сказала она. — Видно, и осень придет раньше.

— Ну, а что ваш супруг? — полюбопытствовал я.

— Благодарствую, — сказала она. — Он несколько дней как вернулся из Порлы.

— И что же, есть улучшения?

Она чуть отвернула голову и прищурилась на солнце.

— По мне, так никаких, — ответила она едва слышно.

Я понял. Стало быть, я угадал. Впрочем, угадать было не так уж трудно.