Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2

Лишь солнце лучистое скрылось от глаз
И ночь, словно грозная рать, ворвалась,
Примчались в Келат на конях боевых
Защитники крепости — тысяча их.
Закрыли ворота на крепкий засов,
Набата тревожный послышался зов.
Пирана-вождя именитая дочь,
Томимая тяжкой заботой в ту ночь,
В покои к Форуду придя, прилегла;
¹³⁰⁹⁰

Ей сердце тревога на части рвала.И сон ей зловещий приснился о нём:
Форудова крепость объята огнём,
Нет больше в живых ни единой жены,[480]
Все в гибельном пламени том сожжены.
Увидя сгоревший дотла Сепидкух —
Проснулась; тоскою терзается дух.
На башню взошла и увидела: склон
Щитами и копьями весь наводнён.
Терзая ланиты, смятенья полна,
¹³¹⁰⁰ К Форуд у стрелою примчалась она.
Сказала: «Мой сын, просыпайся, беда!
Нам страшную участь готовит звезда.
Рать на гору мчится: куда ни взгляни —
Блистание копий, сверканье брони».
Но юноша молвил: «О славная мать,
Что проку от горя тебе изнывать!
Мой век не продлишь ты, коль жизненный срок,
Мне свыше назначенный, ныне истёк.
Был в юности славный отец мой убит,
¹³¹¹⁰ Мне жребий такой же сегодня грозит.
Его умертвил беспощадный Горуй —
Коль буду Биженом убит, не горюй!
Сражусь я. Пусть мне головы не сносить,
Не сдамся, пощады не стану просить!»
Кольчуги и палицы роздал бойцам,
Для битвы затем снарядился и сам.
В румийские латы, в шелом облачён,[481]
Лук взял и к борьбе приготовился он.
Едва в синеве небосклона возник
¹³¹²⁰ Светила дневного сияющий лик,
Призывные клики вождей раздались,
Тяжёлые палицы их вознеслись;
Гул меди, трубы завыванье и стон
И гонгов индийских пронзительный звон...
Спустился Форуд со стены крепостной,
Возглавил отважных воителей строй.
От поднятой пыли, от множества стрел,
Ты скажешь, весь мир почернел, обгорел.[482]
В том узком ущелье, средь каменных глыб
¹³¹³⁰ Бойцы скакунов разогнать не могли б.
Клич грянул с одной и другой стороны,
В бой ринулись, ярой отвагой полны.
Сжимая булат закалённый и щит
Тус, пеший, навстречу туранцам спешит.
И, пешие, все боевые вожди
За ним устремились, и рать позади.
Уже поднимается солнце в зенит,
Всё тает форудова рать. На гранит
Убитые падают — нет им конца.
¹³¹⁴⁰ Покинуло ратное счастье юнца!
Дивятся иранцы: лютейшего льва
Затмил бы отвагой туранцев глава![483]
Разит неустанно, хоть подле него
Не видно уж всадников ни одного.
Но вот повернул он коня; все быстрей
Несётся к воротам твердыни своей.
Тут разом в тиски несчастливца берут
Бижен и Роххам. Оглянувшись, Форуд
Вначале Бижена внизу различил;
¹³¹⁵⁰ Ослабив узду, стремена отягчил,
Но тот настигает, уж виден шелом.
Назад повернув и помчась напролом,
Форуд с булавой на бойца налетел, —
Не ведал про свой злополучный удел.
Он думал ударом одним сокрушить
Бижена — и шлем, и чело искрошить.
Бижен застонал от удара того,
Сознанье уже покидало его.
Лишь издали это увидел Роххам,
¹³¹⁶⁰ Он с тыла неслышно подкрался к бойцам.
Клич грому подобный, сверканье клинка —
Повисла бессильно Форуда рука,
И все ж богатырь не сдаётся, коня
К твердыне своей что есть мочи гоня.
Тогда скакуну сухожилия ног
Бижен перерезал; скакун изнемог.
Но юноша с горстью друзей боевых,
Усталых, израненных, еле живых,
Ворота захлопнуть успели, войдя...
¹³¹⁷⁰ Где сила, где слава Форуда-вождя!
Тут жёны сбежались, а мать впереди.
Доспехи спешат расстегнуть на груди,
Рыдая, кладут на престол костяной...
Ему не носить уж короны резной!
Душистые кудри в отчаянье рвут
Красавицы. Нем и недвижен Форуд.
Предсмертною мукой томится храбрец;
Но стон услыхав, сотрясавший дворец,
Глаза приоткрыл он, глубоко вздохнул,
¹³¹⁸⁰ На женщин рыдающих скорбно взглянул
И молвил, с трудом раскрывая уста:
«Горюете, бедные, вы неспроста!
Предав родовую твердыню огню,
Затеют иранцы грабёж и резню,
Вас всех до единой захватят в полон;
Безжалостно будет мой край разорён.
Но все, в ком живёт состраданье ко мне,
Чей дух от любви и печали в огне,
Пусть, жалобы не проронив ни одной,
¹³¹⁹⁰ Низринутся с этой стены крепостной.
Бижену тогда не достанетесь вы.
Биженом сражённый, я гасну, увы!
То он, беспощадный убийца, злодей,
Меня загубил на заре моих дней».
Так молвил царевич, и лик пожелтел,
И замерло тело, и дух отлетел.
Рок, словно хмельной скоморох, нас готов[484]
Морочить на семьдесят разных ладов:
То ветер и тучу нагонит с высот,
¹³²⁰⁰ То гибельный меч, иль кинжал занесёт
И вражьей рукой вынуждает нас свет
Покинуть, то сам избавляет от бед,
То дарит корону, сокровища, трон,
То шлёт униженья, оковы, полон.
Вкушай нажитое: зря копишь ты клад!
Кто скуп, не изведает в жизни отрад.
На свет если смертный бы не был рождён.
Не знал бы ни счастья, ни горестей он;
Родившись, живёт обречённый страдать,
¹³²¹⁰ Устав непрестанно страдать и рыдать,
Во прахе находит приют под конец...
Жаль! Пал добродетельный, мудрый юнец!