Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2

Так месяц прошёл, соблюден договор,
И ратный опять начинается спор.[506]
Воителей клики опять раздались,
И к полю сраженья войска понеслись.
Внезапно взревев, потрясли небеса
Литавр и кимвалов, и труб голоса.
Мелькание грив и поводьев, и рук,
Здесь — меч с булавою, там — дротик и лук;
Щитов и шеломов блестящая медь —
¹⁴⁰⁹⁰ Так тесно, что мошке нельзя пролететь.
То ль схвачена чёрным драконом земля,
То ль ночью слилась с небосклоном земля...
На правом крыле — предводителем Гив,
Что славился, в битвах не раз победив.
На левом — Эшкеш, именитый герой,
Кровь ливший в сраженьях широкой рекой.
А войск середина, их мощный оплот,
Под стягом вождя Фериборза идёт.
Услышала рать Фериборза слова:
¹⁴¹⁰⁰ «Ужель не прославит нас больше молва?[507]
Нагрянем, сразимся по-львиному, так,
Чтоб света невзвидел разгромленный враг!
Иначе навеки покроем стыдом
Свою булаву и румийский шелом».
Как в бурю осеннюю с дерева лист,
Посыпались стрелы, всё чаще их свист;
И птица бы не пролетела меж них.
Разносятся клики в рядах боевых.
А проблески стали среди темноты
¹⁴¹¹⁰ Сравнил бы с алмазом иль пламенем ты.
Как на сердце воина, в небе темно,
А поле, что лик эфиопа, черно.
Булав грохотанье, бряцанье клинков...
Суд страшный, казалось, начаться готов!
Вперёд пламенеющий яростью Гив
Рванулся, воинственный клич испустив,
За Гивом — другие Гудерза сыны,
Столь часто решавшие судьбы войны.
То стрелы летают, то копья разят,
¹⁴¹²⁰ И пламя клинки высекают из лат.
Разит беспощадно Гудерз-великан,
И родичей сотни теряет Пиран.
Леххак с Фершидвердом увидели тут,
Что к гибели верной туранцы идут,
И двинули разом своих удальцов
На Гива и палиценосных бойцов.
По шлемам иранцев, по панцирям их
Бьют стрелы туранских мужей боевых.
Ряды за рядами в бою полегли,
¹⁴¹³⁰ Под грудами тел уж не видно земли.
Но обе дружины сражение длят,
Редеют и все ж отступать не хотят.
Хуман Фершидверду промолвил тогда:
«В средину ударим, скорее туда!
Вождя Фериборза принудим бежать,
И с ним побежит устрашённая рать.
Расправимся после и с правым крылом,
И ратный обоз мы захватим притом».
И оба, вперёд с удальцами помчась,
¹⁴¹⁴⁰ На рать Фериборза напали тотчас.
Тот спину к Хуману в бою обратил;
Тогда и воителей страх охватил;
Утратили разом задор боевой.
Все жарче туранцев напор боевой,
Не в силах бойцы перед ним устоять,
Один за другим обращаются вспять.
Литавры и знамя повергнуты в прах,
Снедают воителей горе и страх.
Всё мраком в глазах у бойцов облеклось,[508]
¹⁴¹⁵⁰ От недруга бегством спасаться пришлось.
Отброшены копья, смешались ряды,
Стремян уж нельзя отличить от узды —
Так мчатся; длить битву не в силах они.
Кровь льётся рекою, куда ни взгляни.
Туранских рядов всё сильнее напор,
Летит предводитель к подножию гор,
И каждый за ним, кто в бою уцелел,
Но горек, увы, уцелевших удел!
Меж тем и Гудерз и воинственный Гив
¹⁴¹⁶⁰ Сражались по-прежнему, не отступив.
Вгляделся Гудерз, предводитель седой,
И обмер он вдруг, потрясённый бедой:
Глядит и не видит, в смятенье придя,
Ни ратного стяга, ни войск, ни вождя.
Коня повернул он и ринулся вспять —
Смятенье объяло гудерзову рать.
С укором тут Гив на отца посмотрел:
«Когда же страшился ты палиц и стрел!
Бежишь от Пирана? Сгорев от стыда,
¹⁴¹⁷⁰ Мы головы прахом посыплем тогда!
В живых не останется в нашей стране
Никто из мужей, закалённых в войне.
Кто мог бы от смерти всесильной спастись?
С ней — хищницей злобной — попробуй, схватись!
Так если опасность нависла в бою,
Пусть видят лицо, а не спину твою!
Нам поле сраженья оставить нельзя,
Нам дедовский прах обесславить нельзя.
Старинных преданий хранитель-мудрец
¹⁴¹⁸⁰ Сказал в назидание, — вспомни отец:
Когда подпирает брат брата плечом,
Срыть гору огромную им нипочём.
С тобою ведь семьдесят храбрых сынов.
Воинственных львов, непоборных слонов.
Мы недруга сталью мечей искрошим,
Хотя б из гранита он был, — сокрушим!»
Пристыженный пылом сыновних речей,
Взглянув на шеломы родных силачей,
На месте седой богатырь устоял,
¹⁴¹⁹⁰ Раскаялся в том, что бежать замышлял.
Тут вышел вперед Горазе и затем
Берте и Зенге, и герой Гостехем.
Священную клятву они принесли,
Которой нарушить бы ввек не смогли:
«Пусть палицы кровь проливают рекой,
Разить не устанем могучей рукой!
Сомкнувшись теснее, врага отразим,
И славу былую себе возвратим».
Остались на месте, вновь клики гремят
¹⁴²⁰⁰ И палицы витязей тяжко разят.
Туранских немало убито бойцов,
Но жребий иранцев все так же суров.
Бижену Гудерз, мудрый вождь боевой,
Велит: «С добрым луком своим, с булавой
К вождю Фериборзу стрелою помчись,
И к войску со стягом Каве воротись.
Не то — пусть вернётся со знаменем сам,
Чтоб света не взвидеть туранским бойцам!»
Бижен боевого коня горячит,
¹⁴²¹⁰ Как молния, он к Фериборзу летит.
Примчавшись, сказал: «Предводитель бойцов,
Ужель ты от битвы укрыться готов?
Как мужу пристало, вершину покинь,
Коня боевого в сражение двинь!
А если не хочешь — мне стяг поручи
И ратных мужей, и стальные мечи».
Разгневался, эти услышав слова,
Зов чести отверг меченосцев глава.
Прикрикнул на витязя: «Мелешь ты вздор!
¹⁴²²⁰ Неопытен ты и в решениях скор.
Не мне ли доверены войско и стяг,
Шелом полководца, престол и кушак!
Стяг ратный нести не Бижену подстать.
Иль мужа храбрей на земле не сыскать?»
Сын Гива занес вороненый клинок
И надвое стяг кавеянский рассек,
Схватил половину, и вскинул, и с ней,
Как буря, помчался к дружине своей.
Как только туранцы его вдалеке
¹⁴²³⁰ Увидели с поднятым стягом в руке —
Тотчас приготовилась грозная рать
Воителю наперерез поскакать.
Тот тянется к лезвию, тот — к булаве,
И вспыхнула битва за знамя Каве!
«В том знамени скрыта, — промолвил Хуман, —
Вся сила, которой владеет Иран.
Коль вырвем мы знамя — величия знак, —
Для шаха весь мир погрузится во мрак».
Лук тотчас Бижен оснастил тетивой,
¹⁴²⁴⁰ И хлынули стрелы, как дождь грозовой.
Врагов поражая, вперёд он скакал...
Обильного пира дождался шакал![509]
От ратных мужей услыхали меж тем
Воинственный Гив и герой Гостехем:
«Туранцы отхлынули. Верно, с высот
Бижен кавеянское знамя несёт».
На помощь помчались к нему храбрецы,
С мечами мужи, с булавами бойцы.
Напали, туранцев разят. И стрелой
¹⁴²⁵⁰ Всё дальше несётся Бижен удалой.
Повергнув немало туранских мужей,
Бойцы возвратились к дружине своей.
Бижен, кавеянское знамя воздев,
Вновь ринулся в бой, словно яростный лев.
Вновь пыль из-под конских копыт поднялась,
Дружина вкруг стяга Каве собралась,
На недруга яростно ринулась вновь,
И вспыхнула битва, и хлынула кровь.
Пред войском повержен Ривниз-исполин,
¹⁴²⁶⁰ Царя Кей-Кавуса возлюбленный сын,
Сын младший, украшенный блеском венца,
Душа Фериборза, надежда отца.
Глава венценосная пала во прах;
Ирана воители в горе, в слезах.
Но вот громовой раздаётся призыв:
«О славные! — кличет воинственный Гив, —
Средь витязей наших бойца не найти,
Который Ривниза бы мог превзойти.
И доблестный сын Кей-Кавуса, и внук
¹⁴²⁷⁰ Безжалостной смертью похищены вдруг;
Форуда с Ривнизом она унесла;
Страшнее творились ли в мире дела?
Коль ныне дозволим, чтоб враг овладел
Короной Ривниза, позор — наш удел!
Мне поле сраженья покинуть нельзя, —
Нагрянет противник, разгромом грозя.
Но эту корону на поле войны
Мы в руки туранцам отдать не должны.
Ривниза утратив, утратить венец? —
¹⁴²⁸⁰ Тогда обесславлены будем вконец!»
Услышал иранского витязя зов
Пиран, предводитель туранских бойцов.
Тогда за венец молодого царя
Сразились два войска, отвагой горя.
Немало бойцов с двух сторон полегло,
И счастье опять отвратило чело
От рати иранской. Внезапно Бехрам,
Стремительно ринувшись к вражьим рядам,
Венец высоко поднимает копьём —
¹⁴²⁹⁰ Два войска стоят в изумленье кругом.
Иранская рать ликованья полна:
Заветный венец отстояла она!
А сеча кровавая все горячей,
Все чаще удары булав и мечей.
Но вот уже, словно завесой густой,[510]
Вечерней окутался мир темнотой.
Из рода Гудерза лишь восемь пришли
В свой стан, остальные в бою полегли.
А Гив потерял двадцать пять силачей,
¹⁴³⁰⁰ Казны и короны достойных мужей.
И семьдесят царь Кей-Кавус удальцов
Утратил — могучих, отважных бойцов,
К тому же и сына Ривниза: один,
Он стоил, прославленный, целых дружин!
А в стане туранском — бойцов девятьсот
Утратил Пирана воинственный род;
Три сотни семья Афрасьяба-царя
Оплакала, в пламени муки горя.
И всё ж торжествует победу Пиран,
¹⁴³¹⁰ Безмерною радостью он осиян.
Тьма скрыла иранской дружины звезду,
Ей рок не победу судил, а беду.
Смешавшись, бегут вереницы бойцов,
Оставив и раненых, и мертвецов.
Угодно безжалостной было судьбе,
Чтоб рухнул скакун Гостехема в борьбе.
С копьем богатырским, в кольчуге стальной
Побрёл он, шатаясь, как будто хмельной.
Бижен подоспел на подмогу ему,
¹⁴³²⁰ А мир уж давно погрузился во тьму.
Сказал он: «Садись за моею спиной!
Ведь самый ты близкий мне, самый родной».
Помчались вдвоём, погоняя коня,
Во мраке, сменившем сияние дня.
Познав пораженья печаль и позор,
Бежала дружина к подножию гор.
А войско Турана сомкнуло ряды,
И ратники, бранной победой горды,
К шатрам, торжествуя, пускаются вскачь,
¹⁴³³⁰ Чтоб новых на утро добиться удач.
Над станом иранским встал горестный стон;
Там каждый воитель, душой удручён,
Рыдал безутешно в пустынных горах
О близких своих, что повержены в прах.
Кто б мог изменить начертанья судеб?
То милостив их приговор, то свиреп.
Вертящийся свод не щадит никого,
И нет ни друзей, ни врагов для него;
Нас губит его нескончаемый бег,
¹⁴³⁴⁰ Недаром трепещет пред ним человек!