Мы едем в автобусе в долину Покхара по горному серпантину, то поднимаясь к перевалам, то опускаясь в глубокие ущелья. Эта дорога – настоящий экстрим. Водитель, почти мальчишка, не сбрасывает скорость на поворотах, а только резко сигналит, предупреждая встречный транспорт: «Берегись!» Встречные шоферы тоже сигналят и только тогда притормаживают.
Местные деревушки состоят из двух-трех домов, в центре растет банановое дерево, имеется стог сена, наверное, для коровы, и все деревенские жители работают на дороге.
На дороге часто случаются осыпи и обвалы, и непальцы-мужчины разбирают их вручную, чтобы не задерживать транспорт. А их жены с детьми тем временем сидят недалеко и дробят щебенку для дорожного покрытия, постукивая камнем о камень.
Водитель переписывает нас, пассажиров автобуса, в блокнот, на всякий случай. Если мы, не дай Бог, перевернемся, спасать нас будет некому, и его непонятная запись – это все, что от нас останется.
Андрей и я не думаем о грустном, а с восторгом смотрим по сторонам, завороженные сказочной красотой гор, шумными реками, берега которых завалены огромными валунами и покрыты экзотической растительностью.
Через пару часов водитель останавливается у придорожного кафе, и мы выходим размять ноги.
Река в этом месте подходит совсем близко к дороге. Можно даже выпить чашку кофе, сидя на камне и глядя на стремительное течение.
Андрей наклоняется ко мне:
– У нас остается всего неделя.
– Так мало?
– Не хочешь уезжать?
– Смеешься? Променять Гималаи на тот кошмар, где мы будто бы живем?
Река бурлит, словно разговаривает. Мы молчим, где еще такое услышишь?
Мне ужасно не хочется уезжать отсюда. Я как будто родилась здесь заново, почувствовала, что стала более уверенной в себе, и мне это нравилось.
Божественная Покхара показалась через семь часов. Уставшие, мы выходим из автобуса и замираем при виде ослепительного горного массива Аннапурны, что в переводе с санскрита означает «Богиня, дарующая пищу». Местные жители называют Аннапурну Кали – Черная, Страшная или Дочь гор. Массив сложен гранитами и полосатыми слоистыми гнейсами. Сердце мое замирает в восхищении от первозданной красоты. Хочется остаться тут навсегда, но...
Глава 17
Пора возвращаться.
Мы приезжаем в аэропорт, проходим контроль багажа на старинном рентгеновском агрегате, на котором нарисован перечеркнутый фотоаппарат. Получаем штамп в паспорте, минуем границу и идем в зал ожидания. Все пассажиры нашего рейса в Дели мечтают попасть домой к Рождеству.
Проходит три часа. Никто не знает, почему мы сидим так долго. Пожилой мужчина из австралийской группы обращается к нам:
– В Непале все условно, включая расписание. В прошлый раз, например, я сидел здесь четыре часа, потому что пилот проспал. Пассажирам так и сказали: «Подождите, пока он проснется и придет».
Австралиец рассказал, что ему семьдесят пять лет, что он архитектор и много работает. За всю жизнь он объехал, наверное, сотню стран, поэтому пребывает в абсолютном спокойствии и ничего не боится.
Незаметно за разговорами проходит еще час. По радио очень невнятно что-то объявляют. Это может означать все, что угодно, мы даже не поняли, на каком языке говорил невидимый голос.
Пассажиры начинают суматошно шушукаться. Слышится радостно-возбужденное: «Посадка!» Мы рады, что это наш рейс и он не сорвался.
Самолет взлетает, мы на прощание машем Гималаям рукой, ведь никто не знает, удастся ли нам вернуться когда-нибудь сюда снова.
Я закрываю глаза и отчетливо понимаю, как я не хочу покидать эту страну, как мне будет не хватать узких улочек, экзотических запахов, добродушных непальцев и великих сказочных гор.
Стюардесса предлагает напитки.
– Водки, – просим мы не то от усталости, не то от печали.
– With ace or juice?
– Pure vodka!
Она сильно удивлена, но подает то, что мы просим.
Мы опрокидываем по полрюмки водки, хотя лучше не становится. Стюардесса предлагает нам курицу в соусе с шафраном. Молча съедаем ее, но веселее не становится.
Зажигается табло «Пристегнуть ремни». Самолет кружит над аэропортом, в иллюминаторах видны только черные тучи и мгла.
И тут слышится голос пилота:
– Уважаемые пассажиры, мы разворачиваемся и возвращаемся в Катманду. Дели не дает посадку.
Пассажиры делают глубокий вздох: «Ох!» Кто-то истерически смеется, а кто-то, всхлипывая, плачет.
Возвращаемся в аэропорт Катманду в одиннадцать вечера. Еще час уходит на формальности: получение багажа и проход через границу.
Мы с Андреем, громко споря о том, сколько нам придется ждать хорошей погоды, прибиваемся к компании европейцев, русских здесь нет. Никто не знает, что будет дальше. Сначала мы еще пытаемся предугадать свое будущее, но потом просто молчим. Сейчас больше всего хочется лечь на мраморный пол и уснуть. Кажется, что стресс перерастает из паники в полную безнадегу.
Так проходит еще час.
Я не чувствую под собой ног, только озноб во всем теле, будто нахожусь в холодном вакууме, как мясной продукт. Я не могу ничего планировать и ни о чем мечтать, потому что и думать больше не могу. Я смертельно устала.