Фишка (СИ)

  Один за другим пролетали дни, и Иван Андреевич вдруг стал замечать, что юное тело прелестницы все приметнее полнеет в талии, грудь ее набухает, но все его вопросы оставались без ответа, а сама она пылала все такой же неутомимой страстью. Подолгу Иван Андреевич рассматривал знакомые очертания стройной фигуры при дневном свете, но на картине все было таким же, как и в день покупки.

    Однажды, коротая у картины по своей теперешней привычке тоскливые часы свободного дня, Иван Андреевич услышал тихий стук в дверь. На пороге стояла бедно одетая женщина. Черты ее лица показались ему знакомыми. В руках она держала сверток, из которого тоненько попискивал крошечный ребенок.

    - Простите меня, - сказала незнакомка. - Дело в том, что я здесь никого не знаю. Муж мой умер, но он называл мне ваш адрес, когда говорил, что в случае нужды я должна обратиться к вам. Не могли бы вы побыть немного с моим ребенком, мне больше некому его оставить. Вечером я приду за ним.

    - Катерина! - вдруг воскликнул Иван Андреевич.

    - Откуда вы знаете мое имя? - удивилась женщина. - Ах, да, - проговорила она, бросив беглый взгляд на картину, - вам, наверное, муж говорил. Так вы поможете мне?

    - Да, да, конечно, - горячо заверил ее Иван Андреевич, - можете не беспокоиться, мне не трудно.

    Женщина, не задерживаясь больше, осторожно положила ребенка на кровать, поцеловала его и тихо вышла.

    Напрасно прождал ее Иван Андреевич, она так и не пришла.

    Густая темная ночь медленно опускалась на город. Иван Андреевич неподвижно сидел у кровати, на которой безмятежно спал младенец, и боялся пошевелиться, чтобы не разбудить его неосторожным движением, когда вдруг услышал рядом с собой легкие шаги и прерывистое дыхание.

    - Катерина, это ты? - шепотом спросил он, удивляясь ее появлению. Впервые она возникла в комнате без его зовущих прикосновений к полотну.

    - Тише, - прошептала она в ответ, - не разбуди его.

    Иван Андреевич потянулся к ней, жадно ловя в темноте ее плечи, но она ловко увернулась и подбежала к кровати. Проворные женские руки быстро распеленали ребенка. В тишине послышались шлепающие звуки босых ног, и затем все стихло.

    Дрожащими руками Иван Андреевич зажег свечу. В комнате никого не было, а на пустой кровати в беспорядке лежали еще теплые пеленки. В растерянности Иван Андреевич подошел к картине. Неверное пламя свечи озарило роскошное ложе, где на небрежно откинутом покрывале лежал голенький младенец, самозабвенно сосал пальчик и бессмысленно таращил глазенки. А из-за воздушной портьеры выглядывала молодая красивая женщина со счастливой материнской улыбкой на губах.

    Тщетно потом каждую ночь Иван Андреевич лихорадочно гладил знакомое тело на картине, пытаясь вернуть былое. Ладони его ощущали лишь прохладную поверхность застывшей на холсте масляной краски.

- Черт, - усмехнувшись, выдал Димка и взял следующий рассказ.

                                                  "ТУМАН"

    Никто из них уже не помнил, как началась эта глупая ссора. Они стояли друг против друга разгоряченные, с пылающими от гнева глазами и перебрасывались тяжелыми, как удары, упреками.

    И если бы он, не сдержавшись, не выплеснул на нее, в конце концов, самые жесткие и несправедливые обвинения, то эта ссора закончилась бы как и все обычные ссоры между влюбленными. Но с яростью во взгляде он обрушил на нее лавину горьких и язвительных слов и ушел, демонстративно хлопнув дверью. А его последние хлесткие фразы остались с ней, повиснув в воздухе смрадным липким туманом.

    Давно миновав городскую черту, машина, легко подчиняясь его воле, неслась по загородному шоссе. Он уже не мог бы сказать, сколько проехал вот так, неотрывно глядя на бегущую навстречу ему серую ленту дороги. Наконец, стараясь избавиться от охватившего его оцепенения, он стал время от времени бросать быстрые взгляды вправо и влево от трассы. За обочиной тянулись едва высвеченные фарами деревья, кусты и придорожные столбы.

    Он опустил стекло. В окно ворвался освежающий ветер, принося с собой запах прелой прошлогодней листвы и пробуждающейся молодой зелени. Он слегка расслабился и сбавил скорость. Теперь только шуршание шин да легкий гул мотора нарушали тишину этой укрытой ночной мглой местности.

    Неожиданно справа от автострады показался небольшой  придорожный отель с маленьким ресторанчиком внизу. Он, не задумываясь, свернул вправо. Машина мягко остановилась, отразив глянцевыми боками манящие огни отеля.

    Волна тупой усталости вдруг овладела всем его существом. Он опустил свою разом отяжелевшую голову на руки, еще сжимавшие руль, и глубоко вздохнул.  Какое-то тягостное чувство живым беспокойным комком зарождалось где-то в самой сердцевине его растревоженной души и стремительно разрасталось, пытаясь подчинить его себе. Невероятным усилием поборов это наваждение, он вышел из машины и направился к ресторану.

    Ресторанчик был небольшой и почти пуст, лишь несколько посетителей сидели за столиками, да две-три пары медленно танцевали в полумраке дальнего угла под негромко льющуюся из музыкального центра мелодию.