Фитиль для керосинки

Юрка-ремесленник (Венька так и звал его для себя по-прежнему) больше в кружке не появлялся. Его однокашники тоже больше не встречались Веньке, хотя он нет-нет, да и нарушал запрет и бегал на ту сторону. Эсфирь-учительница настолько слилась в памяти с Эсфирью библейской, что стала скорее образом, а не живым человеком, в которого можно влюбиться. Но иногда ее запах возникал в Венькином сознании, и что-то так удивительно замирало внутри, что он даже останавливался, когда шел, и закрывал глаза… Лизка получила паспорт. Она стала совсем взрослой: одевалась как-то по-другому и загадочно улыбалась. Если бы не ее глаза… но Венька редко сам вспоминал о ней. Шурка частенько уходил к Нинке, а потом рассказывал, что читали, о чем говорили, и передавал приветы и от нее и от бабки. В доме исчезли еврейские газеты. Шурка раньше натыкался на них то в стопке на столике, то доставая какую-нибудь снедь: завернутый хлеб или селедку. Мама старалась пораньше вернуться домой, иногда даже засветло — день заметно удлинился, а снегу навалило выше завалинки.

За ближним лесом на краю поселка в деревне, говорят, объявилась банда. Это вернулись из заключения зэки по амнистии в честь юбилея Советской власти. Вся округа об этом знала. Женщины боялись выходить в туалет в темное время — мужчины их провожали, после того, как одну схватили прямо там, и она вернулась домой после насилия и надругательства калекой. Красивое пальто старались не надевать, а платок сдвигали пониже на глаза. С электрички шли, как взрослый детский сад — хуже всего было тем, кто жил дальше всех и оставался напоследок. Венька сам однажды слышал и видел, как после отчаянного визга «караул», по всей улице в близлежащих домах погасли окна. Отец еще не приехал из экспедиции, и два приятеля, как бы случайно, оказывались у платформы, когда мама должна была вернуться. Раза два она пыталась возражать, но потом обняла их обоих и вздохнула: «Ах, вы мои защитники!»

Школа вообще отошла на десятый план. Венька не пропускал занятия. Сидел в середине ряда. Грамотно и ужасно грязно писал в тетрадях. Наспех на перемене учил следующий урок — ему было достаточно по диагонали пробежать несколько заданных страниц. Отвечал строго по учебнику и не порол отсебятину, и не сыпал вопросы, а по окончании занятий сразу исчезал из жарко натопленной школьной избы. Честно сказать, ему было просто скучно. Однажды, на тусклом уроке географии, когда путешественники выглядели просто неживыми — ничего не преодолевали, не боролись, не подыхали от страха, жажды, холода, а шли, открывали, наносили на карту и были первыми в мире русскими исследователями, он поймал себя на том, что еще полгода назад стал бы шкодничать. Он бы задавал вопросы, или привязал шнурком косичку впереди сидящей девчонки к парте, наконец, читал бы книжку построчно, продвигая страницу под щелью между крышкой парты и самой партой. Теперь же он тупо смотрел на висящую карту и думал совсем о другом. Во-первых, он решил попросить отца взять его в экспедицию, вперемешку с этим он судорожно искал варианты, как скопить на пугач. Весь его капитал скукожился в прошлую новогоднюю ночь, и с тех пор надо было достать еще девять раз по столько, сколько у него было. А пугач, несмотря на свою игрушечность, так блестел и так громко грохал, что вполне в темноте мог отпугнуть хоть кого — Венька представлял себе эту картину: чернота кругом, и он палит из пугача в лицо бандиту, а тот в ответ страшно матерится и машет руками впустую… Вот именно в этот момент он вдруг неожиданно осознал, как будто кто-то шепотом подсказал ему: ты научился терпеть. Сначала он сам не понял смысла этой догадки. Но стал медленно прокручивать все назад, и сам себе сказал: «Все вокруг, как было, только я научился терпеть». Дядя Сережа так говорил: «Страх перетерпеть можно».

— Шурка, ты боишься, когда за шишками для клеста на елки лазаешь? — поинтересовался он.

— А я вниз не смотрю! Я больше боюсь, чтоб мать не узнала.

— А бандитов боишься?

— На что я им нужен? — ответил Шурка вопросом на вопрос.

— Да просто так пришибить могут…

— Могут. — Согласился Шурка. — Так лучше им не попадаться. А вообще, они всегда выгоду ищут. Мать сказала, что они потом все обратно пойдут…

— Как это? — удивился Венька.

— Ну, опять попадутся все на чем-нибудь, а кто завязать захочет, того они прирежут, и все…

— Врешь ты все! Их же выпустили. Им поверили…

— Дурак ты. — Спокойно ответил Шурка и объяснять не стал. Возле станции Венька лицом к лицу столкнулся с Генкой в дверях магазина.

— Вот это да? — удивился Генка. — Ты чего здесь?

— А ты? — Не очень дружелюбно отозвался Венька.

— Я вроде слышал, что вы уехали… — улыбнулся Генка.

— Куда? — удивился Венька.

— Да так… — Генка замялся, потом оттащил Веньку в строну за рукав и прямо в ухо сказал: — Лизка-то уезжает, ты знаешь?

— Куда? — удивился Венька снова. Генка долго смотрел на него, соображая насколько искренне он удивлен. — Совсем ты отстал от жизни… я ей хотел объяснить, что не надо, что здесь лучше… заживем скоро… а она…