Фитиль для керосинки

Еврейская Пасха приходилась на конец марта, а уже в середине развезло так, что действительно: ни пройти, ни проехать. Галоши не спасали. Снежное месиво ровным слоем покрыло все — расчищенные дорожки, лесную целину, улицы… На каникулы Венька запасся книгами и не выходил из дома. Отец вернулся без предупреждения — его ждали позже. Мама ахнула, опустилась на стул и застыла. Венька повис у отца на шее и почувствовал, что сейчас заплачет, а ему совсем не хотелось, чтобы это видели… на вопрос отца, что дома и что в поселке — он ничего не мог ответить — сидел все время дома. «Чудеса! — сказал отец — Ты — и дома! И без происшествий. Чу-де-са!» У отца оказалось три дня, и они провели их вместе. Правда, один пропал, потому что они ходили к тетке. Там пришлось откровенно поскучать — надо было присутствовать на глазах старших. Венька в окно видел, как Лизка выходила из дома и возвращалась сначала в зеленом пальто с воротником, а потом в незнакомом ярко красном. Она в нем показалась Веньке очень красивой, и ему стало приятно, что «его» Лизка такая красивая. Потом он стал думать, почему «его», и в результате долгого размышления и спора пришел к простой мысли — его знакомая. Могла же у него быть знакомая, которую звали Лиза! Генкин отец, как всегда, пошатываясь и мотая головой, вернулся домой. Поле обзора было небольшим. Малка с огромными сумками притащилась, отдуваясь. Громкий разговор начался за стеной на кухне, причем, казалось, что спорящие сейчас перейдут в рукопашную. Голоса переплетались, и путались еврейские слова с русскими. Потом вдруг все начинали дружно смеяться и снова принимались спорить с таким же азартом. Венька успел уже пообщаться с бабушкой. Она плохо говорила по-русски, и он с трудом ее понимал. Вообще ему казалось, что она немного не в себе — «того», как говорили ребята. Наконец, он раскопал на тумбочке какую-то книгу без обложки со старым твердым знаком на конце слов и утонул в ней. В ней описывались города, расположенные на берегах Волги, и нравы народов, населяющих их. Вот это было любимое Венькино чтение… В один из дней они пошли на дневной сеанс в «зимний», куда одному Веньке ходить запрещалось, и смотрели трофейную картину «Гладиатор». Правда, фильм оказался очень коротким — говорят, из него «повырезали» много всяких сцен. Веньке показалось, что самых главных, потому что часто не связывалось одно с другим. Но главный герой был хорош! Жалко только, что сильным и смелым он стал после удивительного укола, а потом снова превратился в хилого, как Шурка… Вечером они снова пошли к станции и встречали маму. Они возвращались вместе, и Венька думал, что так вот — втроем, они идут первый раз в жизни. Может, когда он был совсем маленьким только было такое, но он… не помнил…

А потом… выходя из дома, Венька заметил, что кто-то мгновенно спрятался за углом, за забором. Он резко изменил направление, по снежным лужам, утопая по щиколотку, прорвался к забору, перескочил его и вышел за спину притаившемуся. Это был Юрка-ремесленник. Венька сразу узнал его по фигуре. Он остановился и ждал: пока тот его не замечал — а Венька стоял вполоборота и наблюдал, готовый к нападению. Глазами он стрелял по сторонам — нет ли подмоги в кустах, за углом, на соседнем участке, но вроде везде было пусто. Потом Юрка почувствовал чье-то присутствие и обернулся.

— Что надо? — Спросил Венька.

— Поговорить надо. — Отвечал Юрка набок. На языке ремеслухи это не предвещало ничего хорошего, и, как правило, кончалось потасовкой.

— Говори! — пока еще не агрессивно ответил Венька. Юрка явно был в затруднении и не знал, как начать разговор. — Говори! — повторил Венька, приблизился к Юрке и шагнул чуть вперед, как бы приглашая идти рядом. Они двинулись по улице, но идти было неловко — ноги скользили, и слабо протоптанная тропинка была только на одного, чтобы разойтись со встречным, надо было одной ногой отступить в сторону в снежную кашу. Они снова остановились, теперь уже вплотную, касаясь животами, лицо в лицо.

— У вас пасха скоро. — Выдавил Юрка и опустил глаза. — Еврейская. — Уточнил он. Венька молчал. Юрка тоже долго молчал, потом поднял на Веньку глаза и тихо сказал: уходить надо!..

— Куда? — после паузы недоуменно спросил Венька.

— Громить будут! — совсем шепотом произнес Юрка и оглянулся.

— Чего? — не понял Венька.

— Я слышал. Они договаривались. На еврейскую пасху. Где, не знаю. Но сильно будут. — Он поднял руку и показал на свое лицо. Оно было в кровоподтеках.

— Что? — не понял Венька.

— Я сказал, что не пойду с ними. — Они помолчали. — Я после того, — он кивнул головой куда-то назад и поморщился от боли, — больше не дерусь… тебе уходить надо. Они мстить будут…

— Что ж мне, бежать что ли!? — запальчиво возразил Венька.