Физики и лирики: истории из жизни ученых и творческой интеллигенции

Город, возникший на месте бывшего поселения Панах-Абад, расположенный на высоте полутора тысяч метров над уровнем моря, когда-то был столицей ханства Карабах. Землетрясением 1902-го он был едва ли не полностью разрушен, затем восстанавливался и снова сильно пострадал во время гражданской войны 1917 года. Знаменит производством шелковых тканей и ковров. Сельское население занято овцеводством, процветают кустарные промыслы, разводят виноград, тутовое дерево и шелкопряда.

Производство натуральных шелковых тканей, окраска и прядение шелка требуют невероятного терпения и ловкости рук, а потому в нем используется в основном женский труд. На фабрике, производящей шелковые ткани, Рудольфу подарили отрез роскошного шелка супруге на платье. При вручении подарка выразительно взглянули на меня. «Мяэлим» и его жена считаются здесь своими, как члены семьи. И подарки им дарить не положено. Подарками осыпают гостей. Эта деликатность по отношению к нам беспредельно тронула нас с моим мужем.

Конечно, наше присутствие в Шуше задало местному начальству невероятную головную боль. Чем нас занять? Чем накормить и напоить? В один из первых дней после нашего заселения у родных Эльдара, получаем известие: сегодня местное начальство, кажется, один из секретарей райкома партии, собирается присоединиться к нашей программе. Прекрасно! Мы как раз собирались по просьбе Рудольфа отправиться в горы – его любимый вид активного отдыха.

В джинсах и кроссовках ждем начальство у калитки. Наконец, подъезжает черная «Волга», открывается задняя дверца, и из нее показывается носок черного лакированного ботинка, а вслед за ним и сам его владелец, молодой красавец восточного типа в невероятной элегантности костюме, не иначе как какой-нибудь изысканной западной марки.

Несколько секунд замешательства, и потом на отличном английском:

– So! What are your plans?

– Да вот, профессор Мессбауэр предлагает предпринять небольшой поход в горы! Как вы на это смотрите?

– С большим удовольствием!

Наш сопровождающий оставил в машине пиджак и галстук и таким образом несколько приблизился к нашему спортивному виду.

«Но как он пойдет по вьючной тропе в своих лакированных ботинках на кожаных подметках?» – с тревогой подумала я.

Напрасно я, однако, беспокоилась. С первых шагов по кремнистой, усеянной черным горохом овечьего помета вьючной тропе стало ясно, кто тут у нас будет лидером. Хасан, как звали, насколько я припоминаю, второго секретаря райкома партии, уверенно занял место вожака нашей маленькой группы и повел нас в горы, во всех своих движениях проявляя удивительную ловкость и силу, – подлинное дитя этих гор. Тропа, по которой перегоняли вверх и вниз овечьи отары, не представляла собой никакой опасности, но и комфортной для прогулки ее никак нельзя было назвать. Многочисленные ручьи, стекающие с гор, подмывали твердую почву, ноги скользили. Хасан протягивал мне руку и переводил через рискованные места, пристально наблюдая за тем, как перейдут их наши ученые мужи. Я шла за Хасаном, Эльдар с нагруженным рюкзаком за спиной замыкал шествие. Ученые мужи шли в середине колонны. То есть там, где им и полагалось находиться. Как сказал один великий полководец, перестраивая войска перед предстоящим сражением: «ослов и ученых – в середину».

Эльдар, который и в мыслях не мог допустить, что он разрешит нам одним отправиться в горы, нес в рюкзаке провиант и кое-какие припасы для пастухов. Нашу группу он снарядил в поход по всем правилам, и каждому через плечо повесил флягу с водой. При выходе из леса мужчин нагрузили еще и вязанками хвороста для костра – нести топливо в горы обязан был каждый, сюда входящий.

Мы поднялись на несколько сотен метров выше села, но пейзаж здесь резко изменился. Лес, в основном буковый, закончился, и перед нами простирались альпийские луга, – на эти пастбища и перегоняли отары овец на зиму. Показалась пастушья хижина, она была пуста, поскольку скот пасли еще на равнине. Дверь снаружи была приперта поленом.

Путник! Оттолкни полено ногой и войди в хижину. Ты спасен от холода, пурги, а возможно, от волчьей стаи, завывавшей вдали. Ты закроешь дверь на щеколду изнутри, зажжешь свечу, оставленную тебе вместе со спичками, завернутыми от сырости в целлофан, напьешься воды из глиняного кувшина, съешь ложку меда и заснешь мертвым сном на топчане, под овечьими шкурами, грубо сшитыми вместе кожаной дратвой. Потом ты оглядишь хижину: здесь для тебя оставлено много всего полезного, – дрова и хворост для разведения костра снаружи – его место обложено большими камнями, свечи, свисающие с перекладины пучки травы для заварки чая, мед в банке, соль и, конечно, вода.

Здесь, на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, свято соблюдаются правила людской солидарности. Здесь человек человеку брат, независимо от национальной, религиозной или социальной принадлежности. Тебя тут примут в любое время суток, тебе предоставят отдых и ночлег.

Перед хижиной была скамья, и по знаку Эльдара мы на нее опустились с большим облегчением.