После окончания лекций Рудольфу, как почетному гостю республики Таджикистан, был вручен подарок – зеленый шелковый стеганый халат, подбитый ватой, в комплекте с такой же расшитой золотом тюбетейкой. У себя в Грюнвальде он любил под вечер, облачившись в этот халат и в тюбетейку и важно восседая в кресле, беседовать со своими котами. Сидя несколько поодаль от хозяйского кресла, коты внимали ему, одинаково упитанные, рыжие, ушки на макушке, уставившись на него своими неподвижными бусинами-глазами. Готова поспорить, Рудик с невероятным жаром, временами грозя по своему обыкновению указательным пальцем, чтобы подчеркнуть свою мысль, рассказывал котам про незабываемые впечатления, вынесенные из поездок в республики бывшего СССР, и о том, какой прием ему был там оказан.
А дороги звали изведать еще неизведанное. Нас с Рудольфом Мессбауэром давно ждали в Тбилиси и Ереване. Научная общественность этих университетских городов с энтузиазмом встречала прославленного гостя, стараясь продемонстрировать ему свои успехи, услышать его отзывы, а может быть, чем-нибудь его заинтересовать! Или получить приглашение на какой-нибудь научный семинар или конференцию в Германию. Приглашения, действительно, приходили. И такие поездки становились регулярной формой сотрудничества между двумя странами.
Только возможно ли было в Тбилиси или Ереване сосредоточиться на проблемах современной физики, когда тут надо было столько всего осмотреть, оглядеть, обходить и объездить?! Лично я в этом сильно сомневаюсь, хотя на фотографиях того времени наши ученые мужи сохраняют вполне серьезный вид. Но, может быть, это они специально позировали для истории?
В былые времена мы с моим мужем были тесно связаны дружбой, научными интересами и просто любовью с Грузией. Прежде всего – незабываемая дружба с Элептером Луарсабовичем Андроникашвили, академиком Грузинской АН, директором физического института и братом знаменитого Ираклия Андроникова. При этом сложно утверждать, кто из этих двух знаменитых братьев был более знаменит.
Однажды мой муж и Элептер Луарсабович затеяли соревнование в грузинском стиле. На пиру в Алазанской долине они с Андроникашвили – два гуляющих кинто – состязались в том, кто кого перепьет и останется трезвым. Не могу сказать, что мой муж был замечен когда-нибудь в совершении героических подвигов на поприще выпивки, но получилось так, – видимо, от избытка положительных эмоций, – что он из этого соревнования вышел победителем. Вследствие этого ему было присвоено звание «почетного Грузина», которое он принял, как говорится, с чувством глубокой признательности. Примерно в то же время в связи с избранием Кагана членом-корреспондентом АН СССР мы получили от Элептера Луарсабовича телеграмму приблизительно такого содержания: «Не желаете ли вы сменить свой московский адрес на тбилисский, а звание члена-корреспондента на звание действительного члена АН Грузии?» Не знаю, правильно ли мы поступили, оставив прежним свой адрес и звание, но самые сердечные взаимоотношения продолжались у нас с незабвенным Элептером Луарсабовичем до самой его кончины.
Кэтино и Гоги Харадзе из семьи президента АН Грузинской ССР, академика Е.К.Харадзе, просвещали нас по линии древней и столь яркой культуры этой страны. Гоги Харадзе, в то время один из ведущих сотрудников физического института, и его жена Кэтино, пианистка и моя подруга, постарались ввести нас в круги тбилисской элиты общества, и с их подачи Рудольф Мессбауэр и мы с Юрой получили приглашение посетить дом Ладо Гудиашвили. Это было вскоре после смерти великого мастера, (1896—1980) – и мы как бы по горячим следам могли осмотреть его последние работы, все такие же неповторимые и узнаваемые, как и те, что уже вошли во все международные каталоги классики современной национальной живописи.
Рудольфу Мессбауэру был сделан подарок – рисунок Ладо Гудиашвили с дарственной надписью одного из членов семьи. Мы были изумлены этой щедростью. Наш Рудольф становился обладателем неплохой коллекции живописи.
И еще одним знакомством мы обязаны чете Кэтино и Гоги Харадзе – знакомством с Резо Габриадзе. Живопись Габриадзе как бы вводит вас в художественный мир его фантазии, его снов, его видений. Возникающий перед ним сказочный мир художник переносит не только на полотна, но и на сцену кукольного театра, который предстает перед нами зримым образом его творческого воображения. Совсем не «кукольными» выглядят страдания любви в «Травиате», поставленной в кукольном театре Резо Габриадзе. Невероятной выразительности куклы создают в спектакле атмосферу подлинной драмы со всеми ее страстями и переживаниями, – сколько лет прошло с тех пор, когда мы смотрели с Мессбауэром «Травиату», а я до сих пор помню то волнение, которое мы тогда испытали.
По странной случайности, Рудольф Мессбауэр впервые оказался в кукольном театре и смог оценить возможности условного кукольного искусства для передачи всей сложности человеческих взаимоотношений и душевных мук.