Читаем Физики и лирики: истории из жизни ученых и творческой интеллигенции полностью

Но возвращаемся в Мюнхен. Итак, мы с Зигхартом пришли в «Beer Garten». Народное гуляние здесь в полном разгаре. Крутятся колеса обозрения, с горок целыми семьями съезжают хохочущие люди. Построено несколько временных павильонов человек на 500. Оркестр в огромной раковине наяривает популярные марши. Протиснувшись кое-как сквозь толкучку, мы пробрались в один из павильонов и, отвоевав себе места на скамье у длинного деревянного стола, заказали пиво и какую-то закуску. Публика вокруг нас была заражена невероятным энтузиазмом, все братались друг с другом, чокались пивными кружками, выкрикивали здравицы в честь Германии, ее величия и процветания. И тут грянула песня. Едва запевала вывел вступительные такты, как песню подхватил грандиозный хор голосов, и вскоре в него включился весь необъятный парк. Сотни глоток уверенно и стройно затянули мотив, не пропуская ни слова из этого патриотического гимна во славу Отечества. Сцепившись руками за спиной, люди раскачивались в такт песне во всю длину скамьи, образовав как бы единое и неразрывное целое.

Мы были потрясены. Кто из нас знает досконально слова какой-нибудь так называемой «народной песни» или тем более государственного гимна, подвергшегося не так давно тотальной переработке в соответствии с требованиями конъюнктуры?! Кого охватывает столь возвышенное чувство единения с окружающими людьми? Мол, вот это все наши, свои? Здесь, в Мюнхене, эта сплоченность нации нас, принадлежащих к поколению детей, переживших войну, этот момент настораживает и отсылает к самым мрачным ассоциациям. А что, если за этими же самыми столами несколько десятилетий назад сидели совсем другие персонажи, одержимые идеей своего расового превосходства над другими народами?! И куда это их привело?!


По отношению к нам с моим мужем немецкое общество проявило исключительное гостеприимство и дружескую теплоту. Но почему же я так часто страдала, замечая их равнодушие, их безразличие и какую-то душевную окаменелость? Все-таки у нас кто-нибудь бросится тебе на шею и разделит твое горе, если тебе совсем уж плохо. В Германии не принято обнаруживать свои чувства. Рыдай сколько тебе угодно у себя дома. Но обременять своими эмоциями других не полагается. Это дурной тон. Корректность – прежде всего.

Однажды в Мюнхене мне пришлось наблюдать, как проходили поминки с предварительным посещением кладбища. Не так давно ушел из жизни Герберт Вальтер (1935—2006), в прошлом директор Макс Планк Института квантовой оптики, а также заведующий кафедрой Людвиг Максимилиан Университета, Мюнхен. Видный ученый и замечательный человек, он умер в расцвете сил – если я не ошибаюсь, это была онкология.

С Гербертом Вальтером и его женой Марго мы познакомились в Москве. В первый же вечер после какого-то научного мероприятия Юра привел их к нам домой. И мы сразу нашли с ними общий язык. Герберт признался, что он мечтал побывать в Москве в частном доме, и они с Марго с интересом стали разглядывать нашу квартиру. Однако что у нас такого особенного можно увидеть?! Небольшую коллекцию картин одной группы современных художников – андерграунд советского периода. Мой муж собирал эту коллекцию, руководствуясь собственным вкусом, и видимо, его выбор художников и их произведений был вполне удачным.

Но главное место в нашем жилье занимают книги. Эти библиотеки, которые в каждом доме наших знакомых оккупировали значительную часть жизненного пространства, теперь кажутся безнадежно устаревшими. А помните ли вы, с какой страстью мы их собирали, какое испытывали торжество, когда нам удавалось достать недавно вышедшую новинку, приобрести, например, четырехтомник Б. Пастернака или пятитомник С. Моэма?! Несколько дней подряд мы были в приподнятом настроении, когда в нашем доме появлялось это сокровище, но кто в наш компьютерный век воспользуется этим богатством, которым мы все так гордились? Одна надежда на внуков, – быть может, не все из них отвыкнут от чтения типографским способом изданных книг и будут переворачивать эти бумажные шуршащие страницы, как это делали их бабушки и дедушки?

В тот вечер Герберт и Марго надолго застряли у наших книжных полок. Иностранных авторов, включая немецких, здесь было едва ли не больше, чем русских. Вальтеры были приятно удивлены. Какая оперативность переводчиков и издательств!

Из современной русской литературы им были известны «Мастер и Маргарита» М. Булгакова и «Доктор Живаго» Б. Пастернака. Однако спрашивать о том, какое впечатление эти романы на них произвели, я не рискнула. Зачем устраивать людям экзамен, который они вовсе не обязаны сдавать… Уж не говоря о том, что восприятие западными читателями этих произведений очень часто радикально расходится с нашим и режет нам слух.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное