Физики и лирики: истории из жизни ученых и творческой интеллигенции

Раздевшись в роскошном вестибюле Академии, Мессбауэр оказался в смокинге с белым пластроном и при белой бабочке. На ногах у него между тем оставались все те же «аляски». Поверх смокинга через плечо был надет нагрудный знак Академии наук Баварии – широкая муаровая лента в бело-голубую полосу, с больший эмалевой бляхой внизу. Бляха, типа ордена, была тоже бело-голубых тонов и с гербом Баварии. Герб сиял яркой позолотой. Кристалл, критическим взглядом окинув своего мужа, кинулась снимать с него эти величественные знаки отличия, которые и правда резко контрастировали с его отороченными мехом ботами».

Теперь Кристалл была хозяйкой положения. Она заплатила немалую цену за свою любовь, молоденькой девчонкой влюбившись в женатого и к тому времени обремененного тремя детьми человека, не пожелавшего увеличения семейства, перенесла длительную разлуку с ним, вынужденная покинуть неласково принявший ее Гренобль и, наконец, дождавшись его в Германии. Шло время, и они поменялись ролями. Теперь он нуждался в ней, как никогда, и не мог без нее обойтись.

– Как будет то-то, и то-то по-английски? – толкал он ее под бок.

– Кто это такой, который только что со мной поздоровался? – шептал он ей на ухо.

Прием в Баварской Академии наук проходил на самом высоком уровне.

Торжественный, недавно отреставрированный зал украшен цветами, академики выступают с длинными речами, в перерыве между речами оркестр играет классику, шампанское, угощение а-ля фуршет, кофе.

К нашему удивлению, Рудольф Мессбауэр не выступал. Он сказал, что после простуды у него болит горло. В последнее время он стал часто побаливать. Заметно было, что он как-то отстраненно слушает разговоры вокруг. На вопросы, которые ему задают, отвечает одним и тем же: «ja!», «ja!».

– Рудольф, вы помните наше путешествие в Баку и Душанбе?

– Ja! ja!

– Рудольф, вы помните, как вас награждали почетной грамотой Российской Академии наук, а в футляре ничего не оказалось?

– Ja! ja!

И на этом все, больше от него ничего не добьешься. Теперь он уже не смеялся, как раньше, своим серебристым рассыпчатым смехом. И все чаще замыкался в себе.

В следующий наш приезд мы были расстроены еще сильнее. Это было спустя несколько лет. Запись в дневнике относится к 15 ноября 2003 года. Мы в гостях у Фрица и Трауди Парак. Фриц активно занимается наукой, Трауди каждый день по несколько часов проводит в библиотеке. Дети выросли, и все у них благополучно. Эта пара благоденствует.

Мы сидели в гостиной за аперитивом, когда приехали Рудольф и Кристалл.

Ужас! Мы были потрясены произошедшей в них переменой. Мы уже знали, что Мессбауэр серьезно болен, но этот его вид…

Увидев их, я вскочила и бросилась к ним поздороваться. И мы с Рудольфом, чего раньше у нас не было в заводе, обнялись, и прильнули друг к другу, и несколько минут так стояли без слов – это была дань былой дружбе, которая украшала собой наши лучшие годы.

Из дневника:

«Лицо одутловатое и бледное, глаза почти заплыли, сам он заметно похудел. Особенно исхудали руки. Это сразу бросается в глаза. Встает с трудом, такое ощущение, что он почти спит и не участвует в общем разговоре. Когда начинает сильно клевать носом, Кристалл его будит: «Ку-ку!» И толкает в бок».

С некоторого времени вместо Рудольфа за столом речь вела Кристалл. У них две потери. Во-первых, один за другим, умерли оба кота, перешагнув за поставленный природой рубеж продолжительности кошачьей жизни – 15 лет. Медицина была бессильна что-нибудь сделать, и кошки скончались, пережив одна другую на несколько недель. Рудольф бесконечно горюет, – не с кем ему теперь вести нескончаемые беседы, разбирать скандалы, связанные с ревностью к хозяину, некого погладить по головке.

Вторая потеря – пианино окончательно вышло из строя, и так как Рудольф ни за что не соглашается покупать новое, пришлось отдать старое в починку. Ремонт затягивается, и Мессбауэру приходится играть на мини-пианоле, которая стоит у сестры Кристалл в ее половине дома. Это счастье, что они живут бок о бок. Семья сестры заменяет Кристалл все на свете, племянники относятся к ней очень душевно и привязаны к ней так же сильно, как и она к ним.

Пока Кристалл рассказывает все это нам, Рудольф смотрит на нее, не отрывая глаз, но с отсутствующим выражением лица, так что непонятно, вникает ли он в смысл ее слов, или они льются для него, как журчание ручейка, – мелодично, лаская слух и не обременяя сознание.

Фриц Парак делал героические усилия, чтобы вывести Мессбауэра из оцепенения. Но все его попытки заговорить с Рудольфом о науке или о делах в бывшей его лаборатории были безуспешны. Несколько раз казалось, что Рудольф намеревается что-то ответить, но не может. На лице его мучительная гримаса, он смотрит упорно на Кристалл, как бы стараясь что-то вспомнить, но собраться с мыслями ему не удается.