Физики и лирики: истории из жизни ученых и творческой интеллигенции

Однако судьба готовила Люше нежданную встречу, и эта встреча наполнила ее жизнь еще одним, новым смыслом и содержанием. В сентябре 1965 года на пороге дачи Чуковских в Переделкине появился знаменитый автор только что опубликованных в «Новом мире» повестей: «Один день Ивана Денисовича» и «Матренин двор», – Александр Исаевич Солженицын. С маленьким чемоданчиком, в котором он вез уцелевшие после конфискации его архива рукописи, он приехал в Переделкино из Рязани по приглашению Корнея Ивановича пожить у них на даче и в Москве, если ему понадобится. Своей квартиры у Солженицына в городе не было.

Вместе с этим чемоданчиком к ним вошел моложавый человек, сверкающий белозубой улыбкой, веселый и бодрый. Никакой подавленности в облике, скорее бесстрашная решимость и готовность принять бой.

С этого все и началось. Люша перепечатывает его рукописи. Развозит по разным адресам, звонит по телефону, называясь условными именами. Принимает Солженицына в Москве, в своей малометражной квартирке на Тверской, в доме, ныне украшенном барельефом Корнея Ивановича, – там А.И. была отведена комнатушка, едва вмещавшая узкую, потерявшую геометрические очертания койку и какой-то прилавок, где он, кое-как примостившись, мог писать. Пообщаться друг с другом и обменяться новостями они выскакивают во двор, – под «потолком» все разговоры их фиксируются. Угроза обыска и конфискации заставляет торопиться, надо как-то перепрятать уже написанные романы «В круге первом» и «Раковый корпус». И самая большая проблема – как сберечь экземпляры «Архипелага ГУЛАГ», который Солженицын пишет в тайне от всех и о существовании которого знает несколько человек, включая Люшу.

А между тем гонения на писателя набирают обороты. В октябре 1969 года при одном строптиво воздержавшемся, Данииле Гранине, его исключают из Союза писателей. Про Солженицына активно распространяется гнусная клевета, которая порочит доброе имя писателя. Печататься невозможно. 12 ноября 1969 года Александр Исаевич направляет обращение в Секретариат СП СССР: «Гласность, честная и полная гласность – вот первое условие здоровья всякого общества, и нашего тоже. И кто не хочет нашей стране гласности – тот равнодушен к отечеству».

Самому ему никакая «гласность» не грозит. Дорога на страницы печати, на радио и телевидение для него закрыта. Теперь главная мечта начальства, быстро одумавшегося после короткой «оттепели», – заткнуть Солженицыну рот. Его стараются всеми силами отлучить от читателей. Прорваться на творческий вечер к читающей публике он сумел, по всей видимости, лишь однажды. Этот вечер проходил в Доме культуры Института атомной энергии им. Курчатова, где работает мой муж. Дом культуры Курчатовского института в ту пору был средоточием всего самого интересного и передового в культурной жизни столицы. Художественные выставки – скульптуры Неизвестного, Сидура с выступлениями самих творцов этих шедевров. Литературные вечера Евтушенко, Вознесенского, Рождественского. И вот теперь – автор нашумевших произведений, всем известный по «самиздатовским» листкам, передававшимся с рук на руки, по «рентгеновским» перепечаткам, открывавшим глаза нашим людям на разные, до тех пор неведомые им явления окружающей жизни.

Билеты на вечер расхватали в один миг. А кому не досталось, брали вход штурмом. Такого ажиотажа не было со времен вечера Евгения Евтушенко, когда он в этом же зале читал свою знаменитую «Качку». Высокий, как столб, в немыслимом заграничном пиджаке и развевающемся заокеанском галстуке, Евтушенко раскачивался в такт своей «Качке», и ликующая публика, подхватившая это движение, которое для них олицетворяло какую-то надежду, едва не обрушила балконы, окружавшие зал.

Итак, вечер А.И.Солженицына состоялся. Это было какое-то чудо. Когда все, наконец, как-то уселись, на сцене появился А. И.Солженицын. Подпоясанный армейским ремнем, твердый шаг, развернутые плечи. «Очень русский по виду», – как пишет о нем в своих воспоминаниях Лидия Корнеевна Чуковская. Таким предстал перед нами этот бывший узник сталинских лагерей, перемоловших миллионы ни в чем не повинных людей, один из которых, по счастью, выжил и мог рассказать обо всем, что видел сам, глазами очевидца.

Александр Исаевич читал отрывки из неопубликованного романа «Раковый корпус» и недавно конфискованного романа «В круге первом».

Вдохновленный чтением, Солженицын делал поясняющие жесты, иногда переводя дыхание и пристально вглядываясь в зал. Никакой ущербности в облике этого бывшего «зэка» не наблюдалось. Он был воплощением смелости и бесстрашного вызова. Всем было очевидно: то, что им совершенно открыто сейчас читают со сцены, «не созвучно» и «не отвечает запросам нашего народа». Публика замерла, переживая одновременно ужас и восторг. «При чем это мы присутствуем ныне? – по временам закрадывалась беспокойная мысль. – А не могут ли нас всех после этих слушаний – в автобус, и отвезти, куда следует?»